В небольшом зале царили полутьма и спокойствие, какие бывают только в предобеденное время и в заведении, которое большую часть своих посетителей привыкло принимать поздним вечером и ночью. Почти все места пустовали, и только недалеко от барной стойки за столиком сидели двое мужчин-людей и с усталым видом честно отработавших смену работяг потягивали пиво. Возле электрощитка неспешно возился с проводкой кварианец. Дальний край зала, где находилась небольшая сцена, был полностью обесточен и утопал во мраке.
Ольга усадила, вернее “сгрузила” с себя Лемма за угловой столик, вывела на его поверхности меню-голограмму и ткнула пальцем в двойную порцию виски и большой кофе со сливками и сахаром. То, как Артур выглядел, продолжало её пугать. Обычно спокойный, невозмутимый и мало чему удивлявшийся Лемм с его вечными, раздражающими иронией и самоуверенностью словно куда-то испарился сейчас. Он был бледен, как полотно, и сгорбленный сидел на стуле, уставившись в противоположный тёмный конец зала остекленевшими глазами.
Заказ принесли быстро. Длинноногая официантка азари поставила на столик виски и кофе и, вялым голосом спросив, будут ли ещё заказы, и получив “пока что” отрицательный ответ, удалилась.
Ольга налила полстакана виски, после чего пододвинула его к Лемму. Взгляд Артура стал чуть более осмысленным, когда перед ним оказался стакан. Страж перевёл взгляд на Чеглокову. В его глазах отчётливо читалась фраза: "Ты что издеваешься?" Рука мужчины ухватила бутыль, подняла её, и Артур сделал пару глубоких глотков прямо из горла.
― Я его видел, ― глухим голосом проговорил Артур. После выпитой половины бутылки он приобрёл хоть более менее привычный вид. На лицо постепенно возвращался румянец. ― Уэйфар и эта его бабёнка-блондинка, ― пояснил Страж, после чего сделал ещё несколько глотков.
― Это сделал Уэйфар? ― с долей неуверенности спросила Ольга. ― Это всё таки он положил террористов? Один? И обезвредил бомбу? ― она выпрямилась на стуле и уставилась на стакан с кофе. Ольга помнила досье Уэйфара до мельчайших подробностей. Но нигде не упоминалось о том, что он способен без подготовки один провернуть спецоперацию подобного уровня. ― Как?.. ― с удивлением спросила она.
― Ну, он был не совсем… Один, ― последнее слово Артур произнёс не очень уверенно. Ольга с сомнением взглянула на Лемма и засомневалась, что допрос прошёл для него совсем бесследно.
― Как это "не совсем один"? Ты о чём? Ему помогала эта женщина, которая прилетела с ним? Блондинка. Но… даже если их было двое… Это… учитывая условия… практически нереально. Из зала ожидания перехватить управление охранными системами ― это невозможно, ― Чеглокова покачала головой. Она перебирала в голове объяснения, но ни одно из них не укладывалось в то, что они видели. Ольга подняла глаза на Лемма и ещё раз сопоставила состояние, в котором находился Ганн после штурма, состояние, в котором находился сейчас Артур, и то, что испытала недавно она сама. ― Ты же не хочешь сказать, что… Шеф?.. ― она не договорила. Вопрос застыл в её глазах.
Лемм лишь как-то двусмысленно усмехнулся. Некий огонёк безумия промелькнул в его глазах, когда Страж снова припал к бутылке. Алкоголь как будто вымывал остатки пережитого Ганном кошмара, которые теперь хоть и в меньшей степени, но все же повлияли на Лемма.
― Очень на это похоже. Но, по крайней мере, баньши я там не видел.
― А что видел? Ты можешь рассказать? Что там происходило? ― наверное, Ольга спрашивала только потому, что должна была спросить. Черта следователя, которую невозможно было убить. Но вот хотела ли она действительно услышать ответ?
Внутри стало мучительно тоскливо от чувства безысходности. Они продолжали работать просто потому что должны были. Теперь всё человеческое не принималось во внимание ― то, что они тоже люди. Всего лишь люди… Которые чувствуют, живут, имеют свои большие и маленькие достоинства и недостатки, личное пространство, воспоминания, привязанности, слабости… Которые теперь ― и как нельзя остро Ольга почувствовала сейчас это ― всего лишь мелкие составные части огромной работающей машины, цель которой ― благо галактики.
Лемм поморщился, будто проглотил что-то очень кислое, и вновь потянулся к бутылке, но заметил, что та почти опустела. Страж потянулся к стакану, который Ольга наполнила вначале этой беседы.
― Ненавижу подобное, ― пробормотал Артур, ― после того как побывал в чужой голове, будто весь в дерьме извозился. ― Мужчина перелил остатки виски в стакан, а пустую бутылку поставил на пол.
― Наверное, отчасти я понимаю тебя… ― проговорила Ольга. ― Когда чужая голова приходит в тебя непрошенной, ощущение тоже не из приятных…
Она как-то по-другому посмотрела сейчас на Лемма. Кажется, впервые в нём появилось нечто, что она понимала ― некая схожесть, одинаково болезненная и для неё, и для него.
― Я думаю, нам надо возвращаться, ― внезапно вставил Лемм, залпом влив в себя остатки виски, ― на Баккенштейн, ― добавил страж, внеся ясность. ― Надо взять этого фрукта "за жабры" и понять, что за игру Шеф тут затеял.
Твёрдый тон Артура выдернул сознание Ольги из состояния рефлексии, в которое она погружалась всё больше от нахлынувших разом воспоминаний, чувств и усталости. Она взяла себя в руки.
― Да, ты прав, ― сказала Чеглокова. ― Теперь Странник нам необходим, как никогда. Я отправлю запрос Торэлу, чтобы он нашёл и прислал нам абсолютно всё, что сможет отыскать на Уэйфара, даже если это будут замечания учителей из школы в его дневнике. Если он был даже тайно завербован, должны в его биографии остаться хоть какие-то намёки, странности и изменение в поведении. Хоть что-то… Даже Шеф… ― она запнулась, ― даже Шеф иногда делает ошибки, ― посмотрев на время, Ольга добавила: если поспешим, мы сможем прибыть на Беккенштейн сразу же следом за “Одином” и перехватим Уэйфара у космопорта.
Она потянула Лемма за локоть, пытаясь поднять его со стула. От количества выпитого он стал ещё тяжелее и неповоротливее. Состояние потрясения ещё не ушло, но постепенно алкоголь всё же брал своё: лицо Артура раскраснелось, руки были горячими.
― Давай, Лемм, ― Ольга подхватила его под руку, подкрепила физическое усилие усилием биотическим и помогла встать на ноги. ― Ты насколько сможешь идти?
― Тебе по десятибальной шкале? ― со смешком ответил Лемм, в свою очередь приобняв Ольгу. ― Я смогу дойти. По крайней мере, надеюсь.
― Не ёрничай, ― продолжая поддерживать его под руку, проворчала Ольга и повела Лемма к выходу. ― В конце концов, кроме меня тебя тащить на Жнеца некому.
Улыбчивая стюардесса, в безжизненных глазах которой можно было разглядеть лишь собственное отражение, слегка наклонилась. Лу же, не сразу услышав вопроса, отвела взгляд от аквариума, который скрашивал последние несколько часов полёта, и покачала головой. Пусть внешне она сохраняла спокойствие, но внутри ей хотелось визжать. Впрочем, начни Лу ходить по залу первого класса корабля, бить бокалы в баре или кричать, никто бы и бровью не повел ― пассажиры продолжили бы мирно беседовать под звуки легкой музыки, наслаждаясь полетом. Быть может, эта милая стюардесса, которая наверняка была андройдом, предложила бы ей успокоительное или пригласить бортового врача, но в остальном ничего бы не поменялось. Просто очередная богатенькая дурочка сбрендила.
Поэтому Лу оставалась сидеть в мягком кресле, пить остывший эспрессо (замечательный, как и все тут) и изредка постукивать по стеклу аквариума, прекрасно понимая, что рыбы эти вовсе и не рыбы, а фикция. Обыкновенная голограма. Призраки несуществующих рыб из вод какой-нибудь реки Бразилии. Или Папуа-Новой Гвинеи ― почему бы и нет?
Но суть была в том, что и рыбы, и стюардесса, да и сама Лу оставались лицемерами: рыбы притворялись настоящими, стюардесса ― доброжелательной, а Лу… Лу притворялась спокойной.
― З-знаете, ― проговорила она вдруг. ― Принесите мне ч-чаю с теплым молоком.
Она отвернулась, не желая смотреть на приклеенную улыбку девушки и нервно заправила за ухо прядь. Волноваться, по сути, не о чем: она не принимала никакого решения. Да ей и не нужно было, потому что Макс давно все решил за нее. Она должна лишь расслабиться, должна очистить голову, потому что действовать абсолютно всегда нужно с холодной головой, чистыми руками и горячим сердцем. Хотя в сердце как раз и была проблема ― ему сложно было оставаться холодным. Собственно, как и голове.
А руки… Руки у нее уже давно в крови.
Лу в замешательстве поднялась и сделала пару шагов от аквариума к иллюминатору и обратно. Еще несколько часов. Быть может три или четыре, и она выйдет на Цитадели, вызовет такси, все еще сохраняя сердце и голову холодными, и поедет на встречу с Меркури, стараясь думать о чем угодно, кроме того, что жизнь ее за последние полгода превратилась в русские горки с мелькающими карточками антикварного полароида.
Ухватившись за кулон на шее, Лу снова прикрыла глаза.
Щелк! И вот девушка сидит на Совете, страдая от одиночества в толпе. Щелк ― она читает сводку новостей, а потом спешит к брату в старый флигель, где под ногами мягкие подгнившие яблоки превращаются в кашу. Еще, и снова она, только на Омеге ― положила свою голову на колени Максу, а думает о Филиппе. Новый щелчок, и Лу распахивает окна поместья, пытаясь избавиться от гостей ― живых или мертвых. Зима, в которую она погрузилась с головой, замерзнув, окоченев и в то же время сгорая изнутри. Столько лиц, столько событий, но хуже всего ― чаши весов. На одной верность семье, на другой ― побег по велению сердца. Впрочем, пугает уже то, что весы появились.
Она никогда не предавала Макса.
Быть может именно в ту ночь, когда Лу лежала на земле, в снегу, глядя в глаза Страджа, она и сомневалась, но выбор был сделан куда раньше. Как смешно было думать, что она научится жить по-другому: отделиться от целого, от своего предназначения, и попытается уйти. Забавно… Неминуемый рок, судьба, слепые объятия Немезиды ― человечество придумало множество громких фраз, а все оказалось гораздо проще:
Любовь имеет множество граней. Как и снежинка, упавшая на щеку девушки в саду. Как и кулон дракона, висящий на ее шее. Как маленькая коробочка со смешным названием «дырокол» ― детским и слегка наивным. Одной из них оказалась улыбка Макса. Другой ― топор в ее руках, когда она решила вырубить осточертевшие мимозы. Третьей будет ее ладонь, загорающаяся синим, лишающая жизни или дающая жизнь тому, чего хочет Макс.
Уже совершенно не важно, чего хочет она сама ― Лу в это мгновение со всей обреченностью осознала, что выбора, собственно, и нет. Так не лучше ли оставить мертвым хоронить своих мертвецов?...
Все эти мысли были чистой воды глупостью. Ее собственной внезапно ставшей такой очевидной эмоциональностью и слабостью. Пройдет совсем чуть-чуть времени, гораздо меньше, чем было с Клавом, и она смирится, забудет, а призрак Фила и вовсе не станет ее преследовать. Лу верила в это, верила Максу, и пусть даже она окажется неправа, достаточно поверить в то, что они обречены ― каждый по-своему. Ричард обречен отдать свое наследие, Макс ― стать новым богом, Лу обречена стать тенью, правой рукой, а Фил…
Что ж.
Прости, Филлип Питкерн, в этой игре обречен и ты. Как жаль лишь, что ты… ты просто обречен.
Давление в инженерном отсеке стабилизировалось, но “Зверь” не спешил, приняв решение для начала внимательно изучить помещение, которое при быстром рассмотрении имело довольно внушительные размеры. Предосторожность на вражеской территории залог принятия правильного решения для ведения боя, к тому же ему было необходимо найти место, где бы он мог временно оставить силовую установку, так как операция подразумевала тихую разведку и дополнительное утяжеление не способствовало в манёвренности и подвижности, а турианец ещё пока не был готов отправиться прямиком в когтистые лапы Шатдара[1]. Но перед обследованием помещения Адолард, предусмотрев возможность повторной разгерметизации, плотно закрыл люк изнутри. Старый ржаво-красный вентиль, покрытый коррозией и испачканный кое-где засохшей графитовой смазкой, нехотя поддавшись грубой манипуляции, издал протяжный скрежет, что гулко разнёсся металлическим эхом по инженерному отсеку, затихнув через мгновение во мраке его дальних стен. “Ну, что ж, приступим…” — солдат деловито отряхнул руки от пыли. Помещение оказалось куда более обширное, чем казалось на первый взгляд. Но большая часть пространства была заполнена пыльным техническим оборудованием, стеллажами, трубами, ветвисто идущими вдоль стен и утопающими в кромешной тьме, куда не достигал свет от тусклых, покрытых многолетним слоем грязи и пыли блекло-жёлтых энергосберегающих ламп, что включались, реагируя на движение и звук. Поэтому, несмотря на масштабы помещения, создавалось неприятное гнетущее ощущение тесноты. Бесшумно пробираясь вдоль труб, отдающих холодом, по всей видимости, монтируемые охлаждающими элементами для стабильного поддержания прохладной среды с целью автономной работы оборудования, исключая риск перегрева, “Зверь” невольно ощутил дежавю. Вся обстановка напоминала турианцу о прошлом, о мрачных днях, проведённых в блуждании по коридорам, заполненных холодным затхлым воздухов, в абсолютной тьме с надеждой отыскать выход из замурованного комплекса. Надежда тогда была единственным, что помогало продолжать искать и сохранять рассудок. Он глубоко вздохнул. Сейчас не время предаваться прошлому. Тряхнув головой, Адолард отогнал прочь непрошеные мысли, что обволокли его разум тёмными туманом, посланным никем другим как самим Шемодом[2], сосредоточиваясь на настоящем и как раз очень вовремя. Стена с трубами резко заворачивала за угол, где виднелась дверь.
Медленно достав “Скандалиста”, турианец осторожно двинулся к двери, которая оказалась заперта, но нанороботы быстро справились с лёгким уровнем защиты, открыв доступ в ещё одно помещение, но значительно меньше, чем предыдущие. Которое при беглом рассмотрении, как выяснилось, было всего-лишь очередным складом для технического оборудования, так что киборг не стал задерживаться, чтобы тратить время впустую, и уверенно, но сохраняя бдительность и бесшумность, двинулся дальше. Ему пришлось пройти ещё два помещения, каждое из которых было идентично предыдущему прежде, чем, проходя между стеллажами, он не заприметил то, что ожидал увидеть ещё гораздо раньше. Во тьме одного из углов помещения, на потолке неподвижно затаился гет-сапёр, едва выделяясь на общем фоне своей серой, некогда белой, но потускневшей от пыли и грязи бронёй. “А ведь светловолосый шельт[3] не солгал: базу действительно охраняют геты”, — синтетик, кажется, не заприметил присутствие постороннего, что было очень кстати, и “Зверь”, пригнувшись, двинулся вдоль стеллажа, попутно убрав “Скандалиста” и перепроверив штурмовую винтовку “Стена огня”, заряженного под завязку дезинтегрирующими патронами. Гет-сапёр не представлял никакой потенциальной угрозы, и в принципе, убийство не было необходимостью, так как можно было бы незаметно проскочить, не наводя лишнего шума, однако турианцу не было ничего известно об планировке базы и такими темпами он мог ходить по этим инженерным помещениям чёрт знаешь сколько ещё, и далеко не известно, имели они хоть какое-то соединение с тем помещением, где хранился нужным для миссии объект, а у синтетика могли быть полезные данные в своей системе, которые значительно бы ускорили поиски. Так что он решил рискнуть. Конечно, велика вероятность, что поднимется тревога и геты полезут из всевозможных щелей, и скорей всего о случившимся по возвращению должно будет отрапортовать мягкорожему шастак[4] - от одной лишь мысли об этом Адоларда перекашивало от злобы о предстоящем унижении, но другого варианта не было. Иметь дело с гетами всегда менее приятно, чем с “органиками”, для которых дуло пистолета приставленного к их виску весомое средство убеждения к сотрудничеству. Да вот только такую мысль вряд ли будет представлять возможно донести до мозгов шельта, впрочем, задания он так и так выполнит, а остальное уже не его забота. Адоларда больше беспокоило не оправдать ожиданий заргона Арктуса. Заргон[5] возлагает на него надежды, раз послал именно его в логово скользкого и хитрого шельта, доверяет, и “Зверь” поклялся, что не посмеет подвести, а значит сделает всё, что в его силах.
Гет-сапёр сдвинулся с места, поползя по потолку, что стало толчком к действию. Турианец резко выскочил из укрытия и выстрелил очередью, попав точно в цель, прямо в “голову”, пробив наружную “крыльчатку”. Синтетик, застигнутый врасплох, открыл хаотично огонь и рванул вперёд так быстро, что ещё немного и скрылся бы за пределами помещения, располагающегося вблизи, но далеко уйти не успел и две очереди из винтовки последовали за первой, настигнув гета и тот свалился с потолка. Адолард тут же подскочил к упавшему врагу и, увидев, что тот всё ещё подаёт признаки жизни, добил из “Скандалиста”, прежде, чем синтетик успел воспользоваться саботажем. И не теряя ни секунды, незамедлительно приступил к взлому, пока «мозги» гета всё ещё функционировали. Конечно, сигнал о нападении, скорей всего уже был отправлен, оповестив остальных, так что задерживаться здесь не следовало, однако синтетик был слишком дезориентирован и не успел опознать нападавшего и в целом составить картину как умышленное “нападение”. Вполне возможно было бы приплести сюда смерть в результате несчастного случая, ведь всякое бывает. Так что подкрепление, вероятно, будет небольшим развед-отрядом, с которым при необходимости не составит труда разобраться. Данные в мозгах гета действительно оказались полезными, хотя среди них не было ни одного упоминания об этом таинственном объекте, по всей видимости, платформы обслуживающие инженерные уровни не имели доступа к секретной информации, но зато через минуту на руках Адоларда уже была частичная схема вентиляционной системы базы, при детальном рассмотрении которой стало ясно, что путь турианца будет вести в шахту лифта, откуда ему придётся спуститься на два уровня ниже, где будет ещё одна вентиляционная система, ведущая к заветному помещению, которое судя по размерам и было местом, где хранили объект. “Зверь” также подменил для себя интересную планировку базы, которая словно окутывала многослойными уровнями со всех сторон одно огромное помещение, делая его сложно доступным и защищённым. “Что же ты такое и в чём твой секрет? Раз тебя так усердно прячут от посторонних глаз, значит ты что-то очень важное … и будет нехорошо, если ты попадёшь в неправильные руки, не так ли?” — чем бы ни был этот объект, турианец уже догадался о его ценности и потому не намеревался упустить шанс вернуть своей расе заслуженное первенство, чтобы им больше не пришлось униженно идти на вынужденное сотрудничество, тем более с этими сартровы[6] шельтами, и быть лишь жалкой пешкой в полномасштабной грязной игре за господство. В том, что заргон разделяет ту же позицию не могло быть никакого сомнения, иначе бы вместо него к Донновану представили бы вчерашнего жёлторотика, который не только выложил бы шельту всю добытую информацию на блюдечке, но и отлизал бы ему яйца. О последнем пожелании он наслышался ещё будучи участником осады человеческой колонии Шаньси, по какой-то неведомой причине, пленные мягкотелых в процессе допросов только и хотели, чтобы с их половыми органы что-то таки сделали. Мерзкие высокомерные твари без чувства совести, стыда и чести. Узурпация власти в галактике Цитаделью во главе с представителем человеческой расы Шепардом тому яркое доказательство. Большей степени мании величия, надменности и высокомерии не сыскать. И солдат плевать хотел на то, что это было названо “глобальным всеобщим благом”, никакого блага там и в помине не было, лишь грязная иллюзия, пущенная в глаза пыль, для прикрытия настоящих корыстных планов по контролю над всей галактикой. Шельты всегда жаждали и будут жаждать власти. Благосклонности Юртакса[7] на них не напасёшься. От таких мыслей пластины на и без того изуродованном шрамами лице киборга невольно скривились, челюсти стиснулись, а единственная мандибула оттопырилась, выражая крайнюю степень отвращения, раздражения и презрения.
***
Ползти по вентиляции до шахты лифта понадобилось немало времени, и это было далеко не самым приятным занятием. На полпути некогда чистая броня “Стикс” запачкалась в пыли и чёрт знает в какой ещё дряни, одна из которых оказалась чрезвычайно липкая и грязными разводами заляпала всю броню. По всей видимости, произошла утечка чего-то по тёмной консистенции напоминающее смазку, будь станция населена Альянскими шасты, они бы быстро устранили источник неприятного запаха, морща свои противные носы, но в том то и была странная загвоздка, что базу охраняли геты, а им судя по показателям загрязненного, застоявшегося воздуха и низкой температуры было абсолютно плевать в каких условиях находиться. Впрочем, “Стикс” был оснащён защитой от переохлаждения, так что Адоларду не грозило получить пневмонию, а сама броня ему не принадлежала, так что в каком состоянии ей будет суждено вернуться к своему законному владельцу турианца не особо беспокоило. Он полностью сосредоточился на задании и, ориентируясь по выведенной на экран шлема скаченной системе вентиляции, уже был очень близок к тому, чтобы выбраться из тесного пространство, хотя и ненадолго, всего лишь до спуска на два уровня ниже. Но этого будет более чем достаточно, чтобы размять затёкшее за три часа тело. К счастью, “Зверь” оставил силовую установку в одном из начальных инженерных помещений, что значительно ускорило передвижение и облегчило процесс.
Впереди показалась заветная решётка, насквозь изъеденная коррозией, так что не потребовалось больших усилий её выбить. Решётка полетела вниз, ударяясь о стену, резкий металлический звон эхом разнёсся по шахте, отдаляясь и затихая в её тёмных недрах. “Да уж…. кто-то изрядно поскупился на ремонт…” — прежде чем высунуться самому, Адолард направил луч фонарика, встроенный в шлем, на стены шахты, которые, как ни странно, были в хорошем состоянии. Посветив сначала наверх, убедившись что лифт находиться либо очень высоко, либо где-то глубоко внизу, турианец осторожно высунул голову и посмотрел вниз. Свет фонаря осветил узкую решётчатую площадку с металлической лестницей, что располагалась вдоль стен и служила для проведения ремонтных работ и техобслуживания. “Это как раз то, что нужно”, — правда ему придётся прыгать, до площадки было не меньше шести метров, и надеяться, что площадка сможет пережить приземление, а также страховочные перилы подверглись коррозии и большая их часть просто напросто отсутствовала. “Будет только один шанс”, — если он промахнётся или площадка под ним сломается, то солдат полетит прямиком вниз. Лететь ему придётся очень долго, но в конце концов он исчезнет в тёмной бездне шахты, разбившись либо об лифт, либо об пол. Перспектива так себе, но другого способа спуститься на два уровня ниже не было. База, судя по наличию на карте вентиляционной системы, выходящей только на уровнях и в шахты лифтов, не предусматривала лестниц вообще. Вероятно, для лучшей защиты, контролировать лифты проще и надёжнее, чем посылать отряды разведки шастать по лестницам, к тому же, попробуйте пройти лестницу протяженностью в не менее двух километров, тут даже гет разрядиться. Тяжело вздохнув, “Зверь” ещё раз перепроверил шахту на наличие движения лифта, но ничего, глухо. Дольше оттягивать неизбежное не имело смысла. Нужно прыгать сейчас. “Да простят меня Духи, что вновь прошу о благосклонности и немного удачи, но дайте мне сил остаться в живых”, — помолившись, турианец высунулся из вентиляции и, не колеблясь, прыгнул вниз. Площадка жалобно скрипнула под тяжёлым ударом, пошатнувшись, но осталась висеть. Адолард почти не почувствовал приземления, его кибернетические протезы ног оснащены мощной подвеской, которая смягчает удары и предохраняет тело от травм, позволяя избежать тряски и резких толчков. Поэтому киборг тут же прислонился к стенке и стал осторожно двигаться вдоль, стараясь как можно меньше времени задерживаться на одном месте. Но торопиться также не следовало. Под его весом вся площадка душераздирающе застонала и ныла. Невольно создавалось мрачная ассоциация, что кто-то не удосужился правильно добить добычу и та, захлебываясь кровью, билась в мучительной и долгой агонии. И вот до лестницы осталось совсем немного, турианец решительно наступил на следующую решётку, но что-то было не так и прежде чем он успел это осознать, решётка резко сорвалась вместе с ногой вниз. Он только и успел издать рычание и скорее инстинктивно, чем обдуманно, вцепиться во что-то в самый последний момент, когда его тело уже наполовину летело в бездну. Сердце сжалось на мгновение, а затем бешено заколотилось, отдаваясь молотом в висках. Несколько секунд он, шумно дыша, не видел перед собой ничего. Оцепенев с пустыми, широко расширенными от ужаса глазами, солдат оказался окружён беспросветной Тьмой. Он не мог отличить стен шахты и сказать, были ли стены вообще. Он был один. Абсолютно один. Он не видел ничего. Не слышал свиста воздуха, не чувствовал падения, абсолютно ничего. Ничего, кроме огромной чёрной бездны. Но какое-то едва ощутимое, проскользнувшие через призму страха и предчувствие неизбежной гибели, чувство того, что его рука крепко держится за что-то, постепенно вернуло его в сознание. Он всё ещё жив. Не падает. Дымка перед глазами рассеялась и “Зверь”, отойдя от шока, увидел, что ему удалось ухватиться за железную лестницу, которая в отличии от площадки,была прочной и выдержала вес турианца. Сердце замедляло ритм, отступала боль, рвущая виски, но мысли всё ещё были хаотичны, а взгляд остался полупустым. Он машинально подтянулся и ухватился за лестницу уже двумя руками, поставив ноги на ступени. Никак не прокомментировав произошедшее, киборг, отдышавшись и полностью выравнив сердечный ритм, молча стал спускаться по лестнице и дальнейший спуск с переходами по площадкам прошёл без каких-либо неожиданностей. Какой бы это ни казалось со стороны случайностью, Адолард воспринял это как знак предупреждения от Духов, что всякая мольба должна иметь меру и равноценную плату.
***
Ползти по вентиляции, расположенной на двух уровнях ниже, чем первая, несмотря на фактически такое же утомительно потраченное время, оказалось куда более приятно. В отличии от самого верхнего уровня, нижнии были чище, здесь почти не встречались комы пыли, не было никаких разлитых смазок и по показателям, воздух не застоялся, а правильно циркулировал. С одной стороны, это было хорошо, значит здесь при необходимости можно работать без шлема, не опасаясь задохнуться или отравиться, но, с другой стороны, проделать путь к объекту полностью через вентиляцию не представляло возможности из-за вентиляционного вентилятора, который, по всей видимости, исправно работал. Так что, на полпути к цели, “Зверь” был вынужден покинуть вентиляционную систему и осторожно передвигаться уже по лабиринтным коридорам и отсекам, некоторые из которых были складами, но отнюдь уже не инженерными, а оружейными.
Проходя очередной оружейный склад, двигаясь в маскировке, поскольку на этом уровне гетов было действительно много, а солдату по возможности следовало избегать стычек; чем меньше шума, тем более гладко пройдёт миссия, к тому же до объекта оставалось совсем чуть-чуть; Адолард деловито остановился перед очередной дверью. Время для взлома и отключения сигнализации требовалось больше, чем на самом верхнем уровне, поскольку уровень защиты здесь был гораздо выше. Но к этому турианец основательно подготовился и если делать всё предельно аккуратно, то никаких проблем возникнуть не должно. Однако к тому, что произошло дальше, турианец был абсолютно не готов. Стальная дверь стала послушно отъезжать в бок, но киборг, не дожидаясь, поспешно шагнул вперёд и… лицом к лицу столкнулся с синтетиком, стоявшим на противоположной стороне двери.
— Скрата[8]! — только и успел выпалить “Зверь”, расширив глаза и судорожно дрогнув от удивления единственной мандибулой, он тут же инстинктивно отскочил назад прежде чем на место, на котором он только что стоял, обрушился шквал выстрелов.
Турианец резко рванул влево, в сторону ближайшего укрытия, выполнив боковой кувырок, машинально вытащив “Скандалиста” и открыв ответный огонь, не давая врагу высунуться из дверного проёма. Но скорости манёвра совсем немного не хватило и несколько пуль всё же успело задеть его. Раздался знакомый треск. От удара хрустнуло ребро. Адолард почувствовал ужасную боль, словно сотня длинных кинжаловых зубов варена одновременно пронзили его грудную клетку. Перехватило дыхание и на мгновение потемнело в глазах. Из горла вырвалось глухое рычание раненого зверя. Но солдат не мог позволить себе сейчас колебаться и обращать внимание на боль, и поэтому, сильно, до скрежета стиснув зубы и почувствовав во рту металлический привкус собственной крови от прикушенного языка, он пересилил себя и, не сбавляя темпа, добрался до ближайшего стеллажа, укрывшись за ним. Уперевшись об стойку стеллажа, выпустив ещё одну очередь наугад в сторону дверного проёма, тяжело дыша, “Зверь” полусполз на пол. Каждый вдох давался невероятно тяжело и болезненно, словно должен был стать последним. “Нафарг[9]…” — сознание спуталось от острой боли, но он должен заставить себя отключить эту боль сейчас, чтобы продолжать оставаться в ясном уме и завершить начатый бой, иначе всё будет кончено. “Соберись, сартров aсми траашта[10]! Я не позволю себе сдохну здесь! Только не сегодня!” — оскалившись и сглотнув кровь, заполняющую пасть, турианец пересилил острую боль и взглянул на свою грудь. Никаких признаков того, что пули смогли пробить обшивку брони “Стикс” не было. Весь удар на себя приняли кинетические пластины, встроенные в внутри особо прочного сетчатого, но лёгкого материала и композитного керамического покрытия. Но силы, с которой вылетел снаряд, было достаточно, чтобы сломать ребро. Впрочем, сломанное ребро лучше, чем пробитое лёгкое, болеть будет долго, но ничего, срастётся. Адолард не первый раз ломал рёбра и научился терпеть боль, но к самой удушающей боли привыкнуть всё ещё не успел.
Очередная очередь, пущенная в импровизированное укрытие, подтолкнула солдата действовать. А действовать нужно было радикально и быстро. В том, что в следующем помещении не один гет, не было никаких сомнений. Необходимо устранить всех, чтобы значительно усложнить возможность хоть какой-то идентификации нападавшего.
— Ввести дозу панацелина. — Отдал команду бронекостюму “Зверь”, осторожно поднимаясь и с облегчением чувствуя, как боль тут же отступает. Но слабость и спутанность мыслей от болевого шока всё ещё ощущалась, что помешает концентрироваться, и немного поколебавшись, турианец добавил. — И ввести стимулятор.
Эффект адреналина не заставил себя долго ждать. Турианец возбуждённо оскалился, оттянув единственную мандибулу вниз. Чёрные пластины по всему телу непроизвольно оттопырились. Его жёлтые глаза вдруг расширились и загорелись странным жестоким огнем, сравнимым с безумием. Он почувствовал невероятно мощный прилив энергии и сил. Хотя Адолард прекрасно знал, что использование стимуляторов может вновь негативно отразиться на его психическое состоянии в дальнейшем, сейчас он видел в этом риске необходимость и какое-то странное, но очень приятное ощущение освобождения накрыло его, словно вся внутренняя ярость и боль наконец могла выпуститься наружу. “Как хорошо…” — мысленно простонал турианец, улыбнувшись маниакальным оскалом. Вместе с нарастающей силой вокруг него появилось биотическое свечение. Оно начало стремительно усиливаться, пылая, подобно пламени, ярко-синим цветом, скапливаясь в руках в большой сгусток тёмной энергии. И как только “Зверь” почувствовал, что достаточно накопил энергии, в этот момент, синтетик, который, решив перейти в контратаку, выскочив из дверного проёма и рванув к укрытию, оказался уже достаточно близко, солдат, резко высунувшись из-за стеллажа, выпустил сначала очередь из “Скандалиста”, а следом рывком вытянул руки вперёд, направив сокрушительный поток биотической энергии прямо на врага. У гета-солдата не было ни единого шанса уклониться, удар прошёлся прямо в грудь, отбросив того назад. Биотическая аура, окутавшая чёрного турианца, вспыхнула, побелела, запылав с удвоенной силой. “Зверь” тряхнул головой, почувствовав лёгкую головную боль, отдающую в глаза, концентрация над тёмной энергией давалась ему не так просто, как могло показаться со стороны, и уверенно шагнул во мрак, в часть помещения, которое не освещалось, но куда улетел противник от биотического удара, с явным намерением добить его. Синтетик, который, как и следовало предполагать, для искусственного интеллекта, совсем не почувствовшего боли, быстро “пришёл в себя”, и, несмотря на то, что работа сканера была частично нарушена, он каким-то образом отыскал на полу импульсную винтовку и уже намеревался стрелять в турианца. Но Адолард вовремя среагировал, всё ещё удерживая оставшийся заряд темной энергии, он перенаправил поток, создав биотический барьер прежде, чем гет успел выстрелить в него. Щит принял весь удар на себя, поглотив выпущенную в солдата первую очередь. “Зверь” не стал дожидаться второй, ослабив барьер, он стремительно выпустил сгусток энергии, который мощной волной накрыл врага. Синтетик в буквальном смысле лишился “головы”: обшивка сорвалась, оставив лишь голый каркас с множественными проводами и разбитым “фонарём”. Киборг применил на нём “Опустошение”, повредив электронные контуры, лишив противника не только “зрения”, но и возможности временно восстанавливаться. “Один”, — хладнокровно произнёс “Зверь”, выстрелив и начав свой отсчёт. Быстрым движением выхватив из-за спины штурмовую винтовку “Стена огня”, турианец потянулся к инструментрону, активировав “Саботаж”. На уничтожения всех целей точными попаданиями у него будет лишь двадцать пять секунд до восстановления боеспособности противников и пару минут на отступление. Дважды перекатившись, Адолард оказался перед дверным проходом, в котором уже появился второй гет-солдат, тот тут же намеревался открыть по турианцу огонь, но из-за “Саботажа”, его оружие было временно перегрето. Их разделяло лишь пару метров, ствол винтовки “Зверя” был направлен прямо в “голову” врага, не мешкая ни секунды, он выстрелил. Тяжелые бронебойные пули в упор пробили “фонарь” замешкавшего из-за временного сбоя в системе синтетика. Стекло разлетелось вдребезги, обнажив беззащитную оптическую систему с проводами и блекло-белыми окулярами камер, играющие роль глазных яблок. При виде такого зрелища язык с трудом поворачивался назвать “это” живым, для любого другого существа выстрелы на поражение привели бы к смертельному исходу. Но турианца нисколько не смутило представшая перед ним картина, его лицо осталось безэмоциональным и пустым, а в глазах виднелось холодное равнодушие, словно перед ним не было ничего, что стоило бы внимания. Прозвучала ещё одна очередь выстрелов и не успел гет что-либо предпринять в своём невыгодном положении, как уже лежал на полу замертво с простреленной “головой”, вернее, то, что от неё осталось. Адолард задержал свой взгляд на расплаcтавшимся перед ним трупом не больше, чем требовалось, чтобы убедится в том, что враг мёртв. “Два”, — продолжив считать, “Зверь” краем глаза заметил приближение третьего. Совершив манёвр в сторону, турианец выстрелил. Времени на прицеливание в этот раз у него не было, и удар пришёлся по корпусу, не нанеся синтетику значительных повреждений. Противник, несмотря на своё безоружное состояние, нисколько не замедлился, стремительно наступая под градом пуль. Выпустив ещё одну очередь, “Стена огня” жалобно запищала, сообщая владельцу о перегреве. Тогда солдат усилил потоки биотики и окутал гета тёмной энергией, подняв как безвольную тряпичную куклу в воздух, а затем со все силы ударив об ближайшую стену. Но после вновь ощутился “удар” в голову. Внезапно возникла сильная головная боль, которая пульсирующи отдавала в глаза. “Зверь” ослабил хватку, потеряв на мгновение контроль, энергия рассеялась и синтетик упал на пол. Но турианец, стиснув челюсти, и чувствуя как вспышка злобы от осознания собственной неудачи и никчёмности охватывает его, вновь вернул себе контроль и, схватив гета, но уже с остервенением бросил об стену, повторив это ещё несколько раз. Когда от синтетика и места живого не осталось, Адолард мысленно добавил к отсчёту ещё одну смерть: “Три”. Солдат успокоился, правда не расслабился и очень даже кстати, потому что в дверном проёме показался ещё один гет, но турианец был к этому готов и, не снижая концентрации над биотикой, усилил биотический барьер в момент выстрела противника, а затем сам выстрелил из остывшей винтовки. Бронебойные пули снесли противника с ног, “Зверь” в туже секунду решительно двинулся к нему, убрав винтовку и достав пистолет. Надо уже с этим кончать, а то он итак задержался здесь больше, чем рассчитывал, а ожидать когда сюда нагрянет целая свора, повылезавшая из всевозможных щелей станции, не было абсолютно никакого желания. Синтетик попытался подняться, но турианец поставил ногу ему на грудь и навёл дуло пистолета на “голову”. “Четыре”, — хладнокровно мысленно произнёс Адолард в такт выстрелов, который оборвал жизнь последнего гета.
Тело синтетика безжизненно замерло на полу в странной и очень неестественной позе для “трупа”. И когда турианец обратил свой взор на поверженного врага, задержавшись на нём дольше обычного, на мгновение что-то неуловимое промелькнуло в холодном взгляде “Зверя”, что-то по-настоящему тёмное, пугающие, и его лицо невольно озарила зловещая усмешка. Секунду поколебавшись, солдат, вдруг, вместо того, чтобы использовать появившиеся время передышки для ухода с “места преступления”, поддавшись необъяснимому порыву, опустил палец с курка пистолета и присел возле мёртвого гета на корточки. Его взгляд скользнул вверх по его стальной груди, внутри которой никогда не билось сердце, остановившись на том, что когда-то было “головой”. Он осторожно провёл когтистым пальцем по разбитым окулярам, а затем, поднеся руку к шлему брони, как-то странно скривил лицевые пластины, словно безмолвно смеясь, при виде белой капли жидкости с серебристым отливом. Потерев указательный и большой палец, тем самым размазав жидкость по обшивке брони, а затем, усмехнувшись, “Зверь” медленно поднялся и тихо произнёс в пустоту, будто кто-то мог его услышать:
— Что за грязную игру вы ведёте с нами, Духи? Всякий раз грубо и жестоко кидая нам напоминания о наших совершённых деяниях… чтобы снова и снова истязать нашу душу?… В этом и заключается жизненный путь или это лишь часть случайного безумия, хаоса, коем судьба и является?...
В ответ лишь мёртвая тишина, но, кажется, турианца это нисколько не расстроило.
***
“Зверь” осторожно двигаться по коридору. По пути ему попадалось ещё как минимум три патрульных отряда, однако ему удалось избежать столкновения и пройти с маскировкой незамеченным. Из одного убитого гета турианцу получилось вытащить частично не повреждённый блок памяти и извлечь оттуда данные о расположении патрульных отрядов и их схему передвижения. Они были не полные, однако это посчиталось Адолардом не лишней информацией. Он приблизился к двери, и пока нанороботы занимались взломом, солдат принял вторую дозу панацелина, боль из-за сломанного ребра не давала покоя, и к этому прибавилась неприятная и напоминающая удары током головная боль. Взлом прошёл без происшествий и турианец шагнул за порог двери, оказавшись на решётчатой площадке… и то, что предстало перед его глазами превзошло все ожидания.
— Тус маартешш[11]… этого не может быть… Но как?… И… зачем? — “Зверь” осёкся, больше не в силах вымолвить ни слова.
Широко открыл глаза и потерял дар речи от удивления, турианец неподвижно замер, неотрывно смотря на то, о чём раньше лишь слышал, но никогда не смел себе представить, каково это впервые увидеть настолько могущественное, массивное, и поистине величественное устройство. Но оно было здесь, прямо сейчас и перед его глазами. Он не мог оторвать взгляд от созерцания, настолько сильно был заворожён и потрясён, что боялся хотя бы на мгновение отвести глаза и упустить хоть малейшее великолепие момента. Его глаза загорелись, руки невольно вцепились в перилы площадки.
***
Для возвращения потребовалось куда больше времени, поскольку геты подняли тревогу и оживились, закопошившись по уровням базы. Адоларду пришлось быть всё время начеку, постоянно использовать маскировку и двигаться предельно осмотрительно, а также изменить свой путь возвращения, сделав очень большой обход до ещё одного лифта, откуда ему удалось подняться на самый верхний уровень. На котором тоже появилась активность и чтобы пробраться к месту, где он оставил свою силовую установку, он был вынужден устранить ещё один отряд гетов-солдатов с гетами-сапёрами. К счастью, синтетики не смогли идентифицировать личность нарушителя и их количество, поскольку все, кто видел нападавшего или нападавших, оказались убиты и с сожженными блоками памяти, а также совершёние нападения в различных местах делало их дезориентированными. Возвращение на корабль прошло без осложнений, как только “Зверь” подал сигнал к отступлению и выбрался на поверхность базы, Молния-23 примчалась быстро и оперативно забрала солдата.
“... и того пятнадцать убитых гетов, семь из которых оказались гетами-солдатами и восемь сапёрами; три дозы панацелина и два стимулятора; из боеприпасов полностью потрачены бронебойные патроны, осталось пять штук дезинтегрирующих … добытые данные: вентиляционные и шахтёрные системы от 17 до 12 уровня, остальная часть памяти повреждена; расположение патрульных отрядов и их схемы передвижения на 15 и 14 уровне; фотографии объекта и дополнительно вентиляции, шахты лифта, патрулей, усиленную охрану по всему периметру объекта, которая включает в себя такие разновидности мобильных платформ как джаггернаут, прайм, повсюду снуют ремонтные дроны, а высокие точки занимают снайперы и есть подозрения на скрытые турели …” — турианец задумчиво перечислял в мыслях всё, пока писал рапорт заргону, и структурировал добытые данные, чтобы не упустить ни одной малейшей важнейшей детали. Его мысли всё ещё были хаотичны и ошеломлены после увиденного, но в рапорте он придерживался педантичности и писал сухо, если не чопорно, без проявления каких-либо эмоций и личных впечатлений, исключительно холодно и по делу. Завершив рапорт и предварительно заглушив все возможные источники перехвата сообщения, поскольку “Зверь” не доверял ИИ корабля и тем более не доверял хозяину корабля, киборг отправил, используя ключ для шифровки, зашифрованное сообщение по закрытому каналу связи генералу Арктусу. Каким будет дальнейшее распоряжения в отношении добытых данных он не может знать, но где-то потаённо внутри надеялся, что заргон примет решение не предоставлять данные в полном объёме Донновану. Но каким бы не было новое распоряжение, солдат выполнит приказ без единой мысли о самовольстве. Таким уж он был турианцем, Адолард Кривен, лейтенант-коммандер “Зверь”, тот, кто беспрекословно повинуется командующему, будучи честным, дисциплинированным и патологически преданным своей расе и генералу.
__________________________________________________ 1. Шатдар - в турианской мифологии — главный злой Дух, аналог Дьявола; 2. Шемод - в турианской мифологии — дух темноты; 3. Шельты - название людей турианцами (перевод: выскочки); 4. Шаста - выродок\ублюдок (тур.); 5. Заргон - турианский аналог генерала; 6. Сартр - чёрт, Сартровы - чертовы (тур.); 7. Юртакс - в турианской мифологии — дух везения; 8. Скрата - блядь (тур.); 9. Нафарг - проклятье (тур.); 10. Асми траашта - бесхребетный недомерок (тур.); 11. Тус маартешш - твою мать (тур.).
“I’ll swallow my blood before I swallow my pride.”
Возвращение на “Один” прошло гладко. Генри самостоятельно дошёл до каюты, улёгся на койку и уснул. Хотя термин "сон " не в полной мере отражаал состояние Уэйфара: он просто “выключился”. Попыток разбудить его Дженс предпринимать не стала. Это казалось ей бессмысленным. “Её” Генри ― она была почти уверена в этом ― ничего бы не знал, а то, что рулило его телом, вряд ли стало бы отвечать. Хейла сняла с мужчины обувь и одежду. На куртке она увидела следы крови и поспешно принялась осматривать Генри. Но когда она стянула с него термобельё, то увидела спёкшиеся, покрытые уже подсыхающей корочкой раны ― словно нанесены они были не пару часов назад, а, по меньшей мере, уже дня три-четыре как. Тело Генри, что-то внутри него, лечило его с удивительной быстротой. Посмотрев на мирно спящего мужчину, Хейла усмехнулась, после чего положила под его голову подушку и пристроилась рядом на кровати.
Спал, вернее, лежал он странно. Так спят либо пациенты реанимации, либо психически нездоровые люди: ровно на спине, вытянув руки вдоль тела. В углу каюты лежала аккуратно сложенная броня, стояла прислонённая к стене штурмовая винтовка. Генри снял броню, перед тем, как улечься на койку. Вернее… перед тем, как что-то, контролировавшее его, уложило его спать. Ровное размеренное дыхание, расслабленное тело, спокойное лицо ― ничто не указывало на то, что пару часов назад он в одиночку обезвредил группу террористов и спас от взрыва половину города.
Тихо зашипела дверь. В каюту заглянул ТоТо. Вид он имел не то, чтобы встревоженный ― скорее ошеломлённый. Он почти с ужасом уставился на мирно спящего сном младенца Уэйфара, потом перевёл взгляд на почти не менее спокойную Хейлу. По всему его виду было заметно, что он хочет получить ответы на многочисленные терзавшие его вопросы, но, похоже, не знает, с какого начать.
― Как.. Как он? ― нашёлся, наконец, Том. ― Что… Что это вообще, мать его, было?..
Реакция Хейлы была молниеносной. Она встала с кровати и вытолкала взволнованного пилота за дверь. Когда дверь в каюту за Хейлой закрылась, она ответила:
― Я не знаю. Но я уверена, что даже если ты проорёшь эти вопросы на ухо Генри, вряд ли он тебе сможет ответить что-либо вразумительное, ― под взглядом карих глаз девушки пилоту стало не по себе.
― Как это понять? ― неуверенно спросил Том. ― О чём ты говоришь? Он же сам сейчас… Он сам всё это устроил. Он, что, психический? Шизофреник?
― Это маловероятно, ― ладони Хейлы мягко легли на шею пилоту в попытке немного его успокоить ― словно девушка хотела поправить воротник комбинезона. ― Тут, как мне кажется, нечто другое, более… Глобальное, ― ТоТо плохо понимал, что происходит. То ли эта девушка с ним кокетничала, то ли хотела свернуть шею. А она могла это сделать ― определённо. Такие небольшие и хрупкие на вид ладони обладали поистине стальной хваткой и, казалось, были способны крошить бетонные блоки, просто сжав их. ― Ну, в конце концов, мы же не сделали ничего плохого? Спасли город с многомиллионным населением. Конечно это, в основном, явно анти-социальные типы. Но ведь они живые люди. Кто мы такие чтобы судить? ― голос Хейлы уводил мысли пилота в сторону, ещё больше перегружая ему мозг. Её руки соскользнули с шеи пилота и, разгладив складки на груди его комбинезона, отпустили ТоТо. ― Верно, Томас? Тебе не о чем волноваться, я во всем разберусь. Сама. А ты просто доставь нас к месту назначения.
Том почувствовал, как у него пересохли губы. Он не мог сказать, что сейчас уже пугает его больше ― то, что он видел в космопорте Бездонья, или спутница его странного пассажира. Они стоили друг друга.
В ответ на слова Хейлы он смог лишь кивнуть. На языке вертелся вопрос, ответ на который мог быть более страшным, чем всё увиденное: “Кто вы, мать вашу, такие?..”
― Иди, ― также тихо и спокойно прошелестело с губ Хейлы.
Ему действительно уже хотелось поскорее убраться отсюда. И счастье, что до Бекенштейна остаётся так немного. Если бы ТоТо знал в тот момент, насколько он неправ…
Тихое жужжание инструментрона Хейлы отвлекло их. На небольшом экране высветилось фото Доунволла. Пояснять второй раз смысл многозначительного взгляда женщины ему не требовалось. ТоТо, не получив ответы на свои вопросы, вынырнул обратно в главный коридор палубы.
― Хейла, Хейла ответь!!! ― пищал во всю мощь динамиков аппарат. Стало ясно, что Том не договорил про одну важную вещь: с момента вылета с Бездонья “Один” не получал и не мог отправлять никакие сигналы. Датапад “ожил” совершенно неожиданно. Похоже, в эфир пытались безуспешно прорваться уже давно. ― Какого чёрта у вас там происходит? У вас всё в порядке?!
Хейлу немного смутил напор Доунволла, но она быстро взяла взяла себя в руки. И первым делом перевела инструментрон в приватный режим и активировала устройство связи "Цербера", после чего голос доктора могла слышать только она.
― В настоящее время все в порядке, насколько это возможно в данный момент. Что же до произошедшего… ― Дженс задумалась, как описать инцидент в космопорте. Девушка вошла в каюту и, как только входная дверь закрылась, продолжила: ― С Генри, по всей видимости, что-то случилось. Та связь, что мы обнаружили, похоже, двухсторонняя. Что-то произошло… я не уверена, но… Генри зачистил космопорт от террористов. В одиночку.
― Хорошо... что ты цела... ― ответил Доунволл после короткой паузы. ― Мы тут едва уже не полезли вас спасать. Сначала связь пропала. Причём пропала на уровне всей системы Бездонья ― кто-то наглухо заблокировал работу коммуникационных буёв. Прорваться в эфир как извне, так и внутри системы стало невозможно. Кто-то из гроссмюллеровских спецов сказал, что подобное он видел только в жнецовскую войну, когда началось вторжение. Потом внезапно многократно увеличился исходящий сигнал. Руководство беснуется. Их датчики чувствительнее наших и чуть не сгорели, когда исходящий канал за доли секунды нарастил передачу раз в сто. В общем, они требуют подробного отчёта о том, что именно произошло за последние несколько часов.
Девушка устало откинула волосы назад. После чего рука словно в нерешительности коснулась медальона на шее.
― Будет им отчёт, доктор. Как только появится время, а главное возможность и желание его написать, ― после некоторого раздумья ответила Хейла. ― А теперь я бы хотела немного отдохнуть. У меня был не самый лёгкий день.
В отличие от Хейлы у доктора Доунволла не возникло и тени сомнения, “что" или, вернее сказать, "кто" взял под контроль Генри. Видимо этот Странник не просто передатчик ― он ещё и кое-что умеет, и это “кое-что” начало пугать Стенли.
― Хейла, я предлагаю прервать операцию, ― неожиданно вместо слов прощания ответил доктор. ― Твоё нахождение там, рядом с этим… с НИМ становится слишком опасным.
― Доктор, мне кажется, это не самая лучшая идея, ― устало ответила Дженс. Думаю, я смогу справится с непредвиденными обстоятельствами.
― Нет, девочка моя, ты не понимаешь всю опасность ситуации. На Баккенштейне мы захватим Генри. Всю ответственность я беру на себя. План операции скину тебе позже. Конец связи.
Доунволл отключился, оставив Дженс в недоуменнии: "А чего это он командует, ведь я операцией руковожу?". Дженс выдохнула, постаравшись успокоится, потом закрыла ладонями лицо и немного его помассировала. Закончив с массажем, перевела взгляд на мирно спящего Генри.
― Кто же тобой управляет Странник? ― задала свой вопрос неведомо кому Хейла и осторожно коснулась лба Генри указательным пальцем. ― Сладких снов, ― добавила она, закрывая глаза.
***
Он не хотел её оставлять. Тело двигалось само, без его воли, а он лишь наблюдал со стороны, будто через толстое стекло. Снова. Только в этот раз стекло было толще, чем тогда, в космопорте, а тело ― ещё более невесомым и похожим на стеклянный сосуд. Он стрелял по людям, не зная, зачем это делает. Они тоже стреляли по нему, но не могли попасть. И при попытке остановить себя, оглянуться по сторонам, он остро чувствовал собственную неволю и пристальный равнодушный взгляд, ни на секунду не выпускавший его из вида. Взгляд тащил его вперёд, словно марионетку на верёвочках. Он не хотел, не понимал, что происходит. Почему он заключён в темнице странного тела, которое столь недолго ему принадлежало и которое появилось у него из ниоткуда. А разве так может быть?.. Разве может тело появиться из ниоткуда?.. А кто же тогда он сам?..
Снова выстрел, взрыв. Он оглядывается назад и видит бегущую за ним женщину с пистолетом. У неё тёмные волосы и голубые глаза. Снова выстрел. Он видит впереди стрелка и укладывает его наповал короткой очередью. Снова оборачивается на неё ― хрупкую, совсем ещё юную, с двумя глазами-омутами, смотрящими на него с восхищением. Разрыв гранаты… крики сбоку… Кажется, он снова убил тех, кто стоял у него на пути… И опять она рядом ― светловолосая, такая любимая, но… почему-то почти всегда немного печальная и замкнутая… И снова взрыв ― уже за её спиной. Она вскрикивает и падает на него… “Ошибка… ошибка… так не должно быть… он не может меня слышать…” Она смотрит на него, касается его головы, её взгляд застывает… “Это не моё!.. Не моё!.. Другое!..” Он понимает, что ничего не исправить, что он бессилен что-либо сделать. Никак. Никогда. “Теперь ты живой. Теперь ты сам. А он ― не понимает… Подарок… МОЙ эксперимент…”
Генри проснулся от собственного сдавленного крика. Он долго не мог понять, где находится, реально ли всё это или лишь продолжение его сна. Сна? Генри внезапно осознал, что не помнит того, что только что видел во сне. Помнит лишь сводящий с ума собственный страх, ощущение тисков, сжимавших его со всех сторон, и необратимое движение вперёд, словно что-то подталкивает его, не давая остановиться…
Сбоку почувствовалось шевеление. Генри повернул голову и увидел внимательно смотревшую на него с интересом Хейлу. А сам он… лежал на кровати, вытянувшись в струнку, словно в криогенной камере. И от этой мысли его тоже пробрал до костей ужас. Генри понял, что они на корабле. На “Одине”, в своей каюте. Только почему?.. Мерзкий липкий страх внутри неожиданно придавило. У Генри мелькнула мысль, что он сейчас своим поведением пугает Хейлу. Страх окончательно сменился горячим теплом и беспокойством. За неё. Генри постарался изобразить на своём лице слабую улыбку.
― Кажется, я уснул? Мы уже летим?... ― вопрос был глупым, даже в чём-то безумным. Но Генри с новой волной страха признался себе, что совершенно не помнит не только сон, но и то, как они покинули космопорт, поднялись на “Один” и оказались в своей каюте.
― Да, Генри, ― ответила девушка и сделала вид, что удивлена. ― Разве ты не помнишь?
― Нет, ― слабо покачал головой Генри, окончательно почувствовав себя полным идиотом. Он был трезв, но память отшибло так крепко, как обычно бывало с ним только лишь после обильных возлияний, “приправленных” ещё чем потяжелее…
― А что последнее ты помнишь? ― с лёгкой ноткой беспокойства осторожно задала, в свою очередь, вопрос Хейла.
Её тон показался Генри странным и спокойствия ему не добавил. Что-то произошло за тот промежуток времени, который он не помнил. Уэйфар инстинктивно коснулся рукой головы ― никаких травм. Он начал судорожно искать, что же, действительно, он помнит из последних событий.
― Помню, как мы вошли в космопорт. Надо было пройти таможню и дождаться посадки, ― он силился припомнить что-нибудь ещё, но дальнейшие события отрубило словно топором. ― Больше ничего, ― перехватив неспокойный взгляд Хейлы, Генри приподнялся на кровати и сел. ― Что-то произошло на таможне? Что… что вообще случилось?
Хейла задумалась, что ответить. Конечно, можно было сказать правду, но Дженс решила, что Генри не выдержит подобного потрясения.
― Ты уснул и потерял сознание. Мы с Томасом отнесли тебя на судно, ― ответила Дженс. Отчасти её слова были правдой, ведь тот, кто "крошил" террористов в космопорте, не был Генри.
― Я уснул? Мы ведь стояли посреди зала. Я… я совершенно не помню. А почему я потерял сознание? Что… Что за дерьмо? ― Уэйфар только сейчас заметил на термо-штанах и на своем теле следы крови. Он прикоснулся к засохшему пятну на боку, где совсем недавно была касательная рана от выстрела, которую он не застал и которая успела полностью затянуться, не оставив шрама, за то время, пока он спал. Генри ошарашенно посмотрел на Хейлу. ― Это кровь? Откуда?! Хейла. На нас кто-то напал?
― Напали на космопорт. Это не твоя кровь. Взорвалась граната, тебя контузило, а одному из людей в космопорте не так повезло. Это его кровь. Мы ещё легко отделались.
Генри слушал Хейлу и не верил тому, что слышал. Из того, что она рассказывала, он не помнил ровным счётом ничего. Контузия? Генри дотронулся пальцами до лба. Единственная контузия, которая случалась в его жизни ― ситуация во время одного боя с наземными жнецовскими силами. Тогда его тоже оглушил залп. Но… что-то продолжало казаться странным, и Генри не мог понять, что именно, хотя ответ, как ему казалось, лежит на поверхности. Беспокойство за Хейлу снова переключило ход мысли в другое русло.
― Меня контузило… Почему не сказала сразу? Ты точно не пострадала? Или тоже скрываешь? ― Генри потянулся к Хейле, желая убедиться, что она в порядке.
― Ты лучше о себе подумай, герой, ― ответила Дженс с лёгкой улыбкой и погасила порыв Генри, просто положив руку ему на плечо. Уэйфару же показалось что на него упал небосвод, и он снова рухнул на кровать. ― Я в порядке, не волнуйся, ― ответила девушка, устало проведя рукой по волосам, после чего откинула их назад.
Он как зачарованный смотрел на неё и очень хотел поверить, что она не обманывает его, говоря, что не пострадала. Повернув голову, он коснулся губами её руки, лежавшей него на плече.
― Прости меня. Мне не следовало тащить тебя на Бездонье. В этой дыре постоянно что-то происходит. Надо было тебе подождать меня на Беккенштейне. Море, пляжи, рестораны. А не вот это дерьмо Терминуса, ― Генри дотронулся пальцами до виска Хейлы, нежно погладил по волосам. ― Счастье, что ты не пострадала. Обещаю, это последняя дрянь от моей работы. Как получу деньги за контракт, купим дом у моря ― на Беккенштейне или Иллиуме. Или вернёмся в Эри. Но там тебе будет скучно, я думаю, ― он улыбнулся. ― Лучше на Беккенштейне. В общем, как ты решишь. И я заброшу к чертям все эти скитания по галактике, ― лицо его неожиданно вытянулось и будто стало чуть бледнее. ― Странно. Раньше меня постоянно куда-то тянуло. Я не сидел на месте больше пары недель. Я думал, что не способен на домашнюю жизнь. А сейчас… Как будто это всё было не со мной… Я очень хочу свой дом. И чтобы мы всегда в нём жили. Вдвоём. Как… семья…
Дженс удивилась, привычно выгнув бровь дугой. Она уже слышала подобный вопрос, даже не вопрос, а предложение. И что самое интересное слышала его именно от Генри. Она взглянула на Уэйфара ― он смотрел на Хейлу так искренне и доверчиво, и в его взгляде читалось желание услышать лишь один ответ. Причём прошлый ответ он по-видимому напрочь забыл. Рука девушки непроизвольно потянулась к кулону на шее, но на полпути остановилась.
― Да, ― еле слышно, словно соглашаясь с какими-то своими мыслями, ответила Хейла. ― Только давай прежде закончим то дело, которое начали?
― Закончим, ― прошептал в ответ просиявший от её слов Генри. ― Обязательно закончим. И будем жить за Золотой бухтой.
Словно гора свалилась у него с плеч. Уэйфар снова почувствовал усталость и опустил голову на подушку. Хейла смотрела на него и улыбалась. Также тихо и печально, как и всегда. Но… это ненадолго ― Генри был уверен в этом. Главное, что она теперь всегда будет рядом с ним. Всегда… Незаметно для себя Странник снова погрузился в сон ― теперь уже спокойный и счастливый.
Каким бы ни был трудным выбор, после принятия решения становится очень легко. Неважно, что нужно сделать, неважно, что будет дальше ― эмоции больше не берут верх над разумом.
Через три года после победы над Жнецами Лу впервые побывала на Цитадели. Макс был искренне увлечен идеей найти какой-нибудь артефакт, незамеченный хранителями, СБ или рабочими, которые беспрестанно восстанавливали станцию, а Лу было интересно побывать там, где свершилась судьба всех жителей Галактики. Она знала по видео из экстранета, чего ожидать, но была немало разочарована, когда поняла, как обыденна оказалась Цитадель на самом деле. Нет, конечно, она оставалась тем самым ключом, который управлял самыми сильными синтетиками в Галактике, но…
Лу ― шестнадцатилетняя девчонка, которая потеряла все за эту войну ― ждала, что весь мир замрет в бессильной скорби. И что именно на Цитадели это будет ощущаться особенно сильно. Что она найдёт тут причину смерти родителей и Клава. Сможет отсечь мёртвых как сухие ветки. Уловит отзвуки утешения в сочувствии тех, кто погиб, загнанный в ловушку.
Такое сложно представить: твой убийца кричит за закрытой дверью, а ты точно знаешь, что выхода нет. Смертельный цветок с захлопнувшимися лепестками, на каждом из которых миллионы крохотных обитателей. И никакой надежды ― только стрелять и молиться, молиться и стрелять.
Цитадель не могла забыть, сколько погибло и чего стоила победа. Не могла просто продолжить жить. Ведь так?
Вместо этого ― доброжелательный голос Авины, предлагающий туристический маршрут. Вместо этого ― шумная помолвка азари и турианца в кафе. Вместо этого ― два волуса на смотровой обсуждают выгодное вложение средств в турианскую колонию. Жизнь продолжается. И совсем никто не беспокоится, что какая-то девочка очень боится потерять теперь и брата. Просто потому что вместо Жнецов могут прийти другие. Сильнее и больше.
А Шепарда и Нормандии больше нет.
― Я думал, что все будет обуглившееся, ― разочарованно протянул Макс, рассматривая пруд этажом ниже. ― Как думаешь, там водятся рыбы?
Лу покачала головой.
― Они т-так быстро все стали з-забывать.
― Если бы они все время думали, то к чему бы это привело? ― раздражаясь, спросил Макс. Уж он-то умел отсекать: мёртвых, воспоминания, прошлое. Все, что тянуло его назад.
― Я н-не хочу забывать, ― прошептала Лу.
Клав много раз бывал на Цитадели. Может быть, даже стоял тут, где и они, смотрел на пруд и точно так же гадал, есть ли там рыбы. Или думал, в каком сухом доке будет швартоваться его будущий корабль.
Он как-то сказал, что видел Нормандию, когда был на станции в 86-ом.
Шепард был не просто героем войны. Он был личным суперменом для Страджа, а Нормандия и её экипаж ― заветной мечтой. Поэтому корабль был Клаву просто необходим ― чтобы приблизиться к своему герою и стать на него похожим. Россказням Клава о Нормандии Лу не слишком верила: застать корабль в порту было не так просто. Но она хорошо понимала чувство, которое он испытывал, глядя на Шепарда.
“Когда я закончу школу, меня точно возьмут в N7. У меня будет корабль, и Макс будет моим штурман, а ты…”
Лу нравилось слушать эту историю. И ей нравилось думать, что они спасут пару колоний от нашествия каких-нибудь ворча, а потом кто-то ― например, Вега ― будет вручать им награды. Не зря же Макс шутил над ней из-за того, что Лу так сильно выделяла Джеймса Вегу: почти так же сильно, как Клав ― Шепарда. А она и не отрицала. Достаточно было вспомнить его подвиг на Фел Прайм, и сомнений не оставалось ― внутренняя сила Веги и вера в жертвенность были его сутью. Лу хотела быть похожим на него. Ну потому что круче него в Альянсе никого и не было.
Тогда Лу не хотела забывать. Сегодня, почти двадцать лет спустя ― мечтала об этом. Отсекать мёртвых…
***
Худшим моментам в жизни всегда предшествуют незначительные наблюдения. Небольшая опухоль на боку, которой прежде там не было. Два бокала в раковине, когда ты возвращаешься домой к жене. Слова “Мы прерываем передачу…”.[1]
В случае Фила это был звонок в дверь.
Несколькими минутами ранее...
… “Ещё несколько часов. Всё же, интересно кто он ― этот осведомитель?..” ― Фил пытался представить себе, что же из себя должен представлять тот, кто прислал ему запись с Призраком, если ему удалось утащить файл из спецхранов Галактической Стражи и до сих пор не попасться. Чем больше он об этом думал, тем чаще у него закрадывалась мысль о фальши. Об изначальной фальши… Что-то было не так. Что-то не сходилось.
Ещё Фил размышлял о том, кто был заказчиком его убийства. “Цербер”. Хоть здесь всё логично. Раз Призрак жив, то абсолютно естественно, что ему не нужна утечка информации о нём и лишние свидетели. Но вот при сведении этих двух фактов схема рассыпалась. Сопоставление двух половинок уничтожало всю их собственную внутреннюю логику. Место, откуда пришёл ему файл, а теперь ― охота “Цербера”. Какой в ней был смысл, если файл уже прошёл через руки Стражи? А то, каким образом его сейчас выводили на первоисточник?.. Словно пыжака ― кусочками сахара. И этим ведомым пыжаком он был с самого начала всей этой игры. Но кому и зачем всё же потребовалось выдавать ему ту злосчастную запись?... Рассуждая, он вносил ключевые пометки в датапад, чтобы потом, на более свежую голову подумать над ними дальше. Поток мыслей плавно увлекал его. Уже много дней не складывавшаяся картинка начала приобретать логику. И наконец, обрывки сведений, странное стечение обстоятельств и отсечение тех немногих возможных источников навело его на мысль, которая привела его в ужас. Записав крупными буквами слово и поставив два знака вопроса, Фил откинулся в кресле, не отрывая взгляда от только что им написанного… Именно в этот момент его и прервал звонок в дверь. Выключив датапад, Фил сдвинул его на угол стола и пошёл к двери.
― Лу?!. ― изумление в его голосе было подкреплено видом Фила: белое, похожее на мрамор лицо, бледные губы, покрасневшие от нервного напряжения глаза… ― Лу, это ты?...
― Привет, ― едва слышно проговорила она. Как нелепо, словно в старый фильмах про наёмных убийц. Почему её никто не предупреждал, что все будет так странно. ― Я м-могу войти?
― Войти?.. Да… ― Фил словно очнулся и осознал, что перед ним действительно Лу. ― Проходи, конечно, ― он засуетился. ― Прости. Ты не говорила, что приедешь. Как ты себя чувствуешь?
― Благодарю, хорошо, ― она заглянула в квартиру и прислушалась: за дверью кто-то разговаривал. ― Т-ты не один?
― Это соседи, ― Фил поморщился. ― Не знаю, в какой они секте… да и мне пофиг, кто во что верит, но… подобные завывания в самый неподходящий час дня и ночи ― это уже слишком. В общем, не обращай внимания, ― он устало улыбнулся. ― Минут через пять они умолкнут. У тебя что-то случилось? ― Фил взял Лу за руку и почувствовал холод и дрожь в тонких белых пальцах. ― Ты вся замёрзла, ― он крепче сжал ладонь. ― Ты точно в порядке? Я сделаю тебе чай.
Через пару минут кипяток был готов, и Фил протянул Лу кружку.
― Я помню, ты любишь с молоком. Прости, здесь только синтетическое. Но не сказать, что противное. Будешь? ― Фил вынул из шкафчика небольшой порционный пакет.
― Филипп, я не буду пить чай, ― вдруг абсолютно спокойно и без записки проговорила Лу. Решение начало обрастать реальностью, и ей стало почти все равно. Почти. Если уж суждено сделать это, то не нужны эти бессмысленные реверансы. Есть только долг и совесть.
Долг. Должна.
Она прошлась по комнате, с тоской глядя в окно и думая, что эта часть Цитадели уже не кажется настолько красивой.
― Почему? ― Фил сделал шаг назад, кружка замерла в его руке. ― Лу, что-то случилось?
Она повернулась к нему и закрыла глаза. Глупо медлить.
― Я здесь не просто с визитом вежливости, Филипп, ― проговорила она медленно. ― Боюсь, что это наша последняя встреча. И я должна извиниться. Мне жаль.
Чувствуя, что кружка и молоко вот-вот выпадут из его рук, Фил поставил их на стол возле датапада. Бледное его лицо пошло чуть заметными розовыми пятнами. Слова Лу раздавили его, вытеснив из сознания всё, включая рассуждения и догадки, над которыми он рассуждал перед её приходом и которые очень хотел высказать при случае ей.
― Это из-за родственников? Из-за твоего брата? ― глухо спросил Фил.
― Из-за меня, ― мягко поправила его Лу. ― Из-за того, кто я есть на самом деле.
Фил, глядя на Лу, покачал головой.
― Ты не такая. Я видел тебя настоящую. Ты не этого хочешь. Ты хотела бы быть свободной, как я. Но я понимаю. Я видел твоего брата. Могу себе представить, какую истерику он тебе мог закатить. Я научился неплохо понимать людей и разбираться в них.
Его отрывистые фразы отдавались ударами: каждое слово как пощечина, затем еще одна и еще. Но разве она не заслужила этого? Меньшее, что Лу должна была выдержать. Его слова ― ее собственная епитимья.
― Не нужно обвинять Макса, ― тихо попросила она, прервав его. ― Не его. Меня.
Фил подошёл к ней ближе, хотел взять за руку, но какое-то странное ощущение почти физической преграды из ставшего вдруг плотным воздуха остановило его.
― Ты не виновата. Разве может быть виновен человек в том, что любит? Что он просто хочет быть счастлив? Без всех этих высоких пафосных кривляний и напыщенных аристократических поз. Но ведь ему плевать на то, что чувствуешь ты. Абстрактная высшая честь дома дороже, чем счастье родной сестры. Насколько же он жестокий. Насколько же он считает тебя вещью, ― Фил начал терять контроль над собой. Все его страхи, досада от высокомерного отношения к нему со стороны этого напыщенного хлыща, его мерзкое отношение к Лу, любовь и понимание, что она пришла с ним, Филом, попрощаться, чтобы потом вернуться в покрытый пылью вековых гардин и старой библиотеки мир, больше напоминавший изощрённый каждодневный ад, слились воедино, превратившись в ярость. Нет, он её не отдаст. ― Лу, эти времена уже ушли очень давно. Ты свободна в своих решениях. Лу, ты свободна!
― Есть долг, ― коротко ответила она. ― Свободы не существует в любом случае.
Она уже не замечала, что не заикается, что один слой за другим начинают спадать страх и сомнения. Эмоции угасали ― оставалось только слепое, почти священное чувство веры. Не в бога, не в себя, а в цель, которая стояла перед ней. Ради Макса.
― Мой путь уже лежит передо мной, ― задумчиво проговорила Лу. ― И я пойду по нему, даже если цена ― моя душа. Есть что-то важнее меня самой. Важнее всего.
― Что важнее тебя самой? ― Фил уже с трудом улавливал нить того, что говорила Лу. ― Какой путь? Лу, о чём ты? Свобода есть всегда. Потому что никто не может лишить тебя право выбирать то, чего хочешь ты сама. Ни твой дядя, ни брат, ни кто-либо ещё ― только ты.
Он шагнул к ней прикоснулся ладонями к её плечам, почти не касаясь кожи обвёл руками её лицо, поправляя едва заметные отдельные волосы, упавшие Лу на лоб.
― Лу, мы же не этого хотели, ― он перешёл почти на шёпот. ― Я помню, как горели твои глаза тогда… А сейчас они ещё более неживые, чем когда я увидел тебя в первый раз. Не убивай себя в угоду тем, кто тебя не любит, кому ты безразлична, кто лишь хочет использовать тебя в своих целях. Лу, я сделаю для тебя всё. Прошу… Лу, я очень тебя люблю и не хочу потерять, ― он склонился к её уху. ― Пойдём со мной… Я не отдам тебя никому: ни твоему дяде, ни брату. Мы будем жить сами. Свободные. Счастливые. Я знаю, как… Идём со мной, Лу…
― Мне так жаль, ― прошептала она, глядя в его глаза. Ладонь скользнула в карман пальто, и Лу сделала пару шагов назад. Никогда сталь еще не была такой холодной ― пальцы сразу онемели.
Медленно ― прошла, наверное, тысяча лет ― она достала пистолет и подняла руку. Все замерло, даже песнопения соседа за стеной притихли, а время остановилось. Лу слышала, как четко и размеренно бьется ее сердце, как увеличиваются зрачки Фила.
Он не выглядел испуганным. Скорее удивленным и обиженным. И это кольнуло сильнее ― она стала предательницей для одного, возвысив другого.
Выбора нет, напомнила Лу себе. Нет иного пути.
― “Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной…” ― прошептала она, нажав на курок.
Лу не зажмурилась и даже не поменялась в лице, но что-то изменилось в ней самой. Потом, когда она заглянет в соседнюю комнату, ей уже не будет так больно, а совесть даже не поднимет головы. И тело мертвого ханара уже не станет безмолвным призраком взывать к ней по ночам, потому что Лу наконец научится отсекать мертвых. Потому что кто-то взрослеет за одну ночь, а она ― за один выстрел.
Мир уходил подобно тонким струйкам пара над ещё горячей кружкой с чаем. Рядом с пакетиком молока. И датападом.
В образовавшейся тишине особенно отчетливо были слышны ее шаги ― когда Лу переступила через тело соседа и аккуратно прикрыла дверь в его комнату. В квартире больше никого не было, и она вернулась к Филу. Он лежал на полу и смотрел в потолок.
Самое сложное осталось позади. Лу скользнула равнодушным взглядом по комнате и, заметив датапад, положила его в карман. Осталось только последнее дело. Она стянула с шеи цепочку с кулоном, бросила его на пол, а сама подошла к панели жизнеобеспечения. Подняв процент кислорода почти до максимума, она проверила источник питания в пистолете и заключила его в поле сингулярности. Пришло время сжигать мосты ― достаточно было одной искры.
Лемм спал уже несколько часов. Ольга успела сходить в душ, пообедать и даже немного подремать и теперь, тихо устроившись на небольшом диванчике в углу комнаты, придвинула к себе журнальный столик, положила на него ОНД с голографическим графом, где держала всю основную информацию по делу о хищении “дырокола” и который она теперь везде возила с собой.
Пунктов было много. Паутина становилась всё более и более запутанной, многие её узлы были не видны, непонятны. И где-то между этих узлов паутины скользил чешуйчатым кольцом змей Уроборос.
Первый пункт по-прежнему оставался самым тяжёлым для понимания и принятия Чеглоковой. “Крыса”. Некто из высших офицеров Стражи сумевший незаметно для всех сделать так, чтобы была подделана информация с камер спецхрана и из журналов запросов в день похищения “дырокола”. Иных вариантов не было. А кроме того, “крыса” постаралась во всю, чтобы сначала отмазать от тюрьмы, а потом устроить в техническую службу ГС вора и мошенника Абис Мала. Кто-то, кто смог провести всех, хотя, впрочем, последнее было не столь удивительным: Ольга сама до этого случая верила всем своим коллегам абсолютно. Но вот Шепард об этом знал ― и этот пункт Чеглокова пометила себе отдельно. Допущение, гамбит, чтобы выловить одной сетью всю крупную рыбу, пренебрегая мелкой.
Под подозрение Ольга вынесла четверых, расположив их в списке в порядке убывания вероятности вовлечения их в историю кражи “дырокола”:
Фолгар Тенакс. Абстрагироваться от личных привязанностей и своего высокого уважения к руководителю отдела, где она работала, оказалось для Ольги самым сложным. Она проработала под его руководством несколько лет, была абсолютно уверена в нём и не могла допустить мысли, что жёсткий, строгий, требовательный и ответственный турианец способен пойти на подобное низкое и грязное дело. Но… она сделала это допущение. Потому что тогда мозаика складывалась практически идеально. Тенакс знал всё о том, что когда и как попадало в спецхран, имел влияние на исполнительную систему по части осужденных за хищения и контрабанду артефактов заключённых, имел доступ к базе данных ГС и мог вносить в неё коррективы. Кроме того, предписание для технического персонала поменяться сменами, где работал Проныра, пришло из отдела по контролю за артефактами… Отсутствовал лишь мотив. Деньги Тенакса всегда интересовали мало, а оклад в Страже был более чем большим. Оставались личные мотивы ― и вот тут был тупик, потому что даже своей семьи у Фолгара не было: всё своё время он посвящал работе. Круг его знакомых и приятелей также ограничивался службой. Представить же, что Тенакса можно было запугать угрозой убийства, было действительно невозможно.
Вторым числился Наркус Тэно, тоже турианец, начальник отдела особо тяжких преступлений. Точно также теоретически мог подменить записи и прикрывать Абис Мала при его неожиданном освобождении, особенно учитывая запись о том, что последним работал с Малом именно сотрудник отдела по особо опасным. Однако Тэно не был в курсе дел отдела артефактов и технологий. Ему было бы сложнее отслеживать события вокруг дырокола, чтобы настолько точно попасть в цель со временем похищения предмета.
Список замыкали глава Управления по обеспечению безопасности галактики Сапфира Т’Лаэ, глава ГС вице-командер Стенфорд и два его зама. И числились они в списке только по той причине, что имели доступ высшего уровня и могли влиять на события в их конторе…
Ольга прошла на корабельную кухню, сварила себе кофе и бросила в кружку три куска сахара. На диване заворочался Лемм, но, взглянув на него, Ольга увидела, что он лишь немного повернулся во сне. Сколько он ещё мог проспать после произошедшего?.. Об этом Ольга старалась не думать. Ей потребовалось двое суток, а учитывая то, что Артуру досталось сильно больше…
Нервным движением поставив кружку на стол, Чеглокова заставила себя вернуться к графу.
Второй пункт относился уже непосредственно к Абис Малу. Найденный в подворотне убитым, он успел проработать в конторе год, пользуясь протекцией высшего командного состава ГС. Убит структурой, тысячу лет считавшейся уничтоженной ― орденом рыцарей Храма. И исполнители, забрав “дырокол”, скрылись на непонятном челноке, ушедшем с Цитадели к поясу астероидов и впоследствии пропавшем. Улететь далеко он не мог. Значит, его подобрал корабль. И здесь Чеглокова сделала новое выделение ― одной из организаций “Уробороса”, непосредственно причастной к краже и убийству, были, как не безумно это могло звучать, рыцари-храмовники. А помимо них, как выходило по раскладу, должно было существовать ещё две стороны, устроившие драку за древнюю технологию.
И под третий пункт Чеглокова вынесла “Цербер”. Мог ли быть Проныра его агентом? Мог вполне. Комбинация была проработана до мельчайших деталей. На первый взгляд… Но из всей идеальной схемы выпадало одно: раз Призрак продолжал руководить “Цербером”, мог ли он допустить столь грубую ошибку, что его исполнителя перехватили и убили сразу же по выходу за пределы здания ГС? Ольга понимала, что подобное маловероятно, хотя с Призраком после воскрешения и могли произойти изменения, приведшие к снижению аналитических способностей и хватки. Но что-то неуловимо схожее всё же прослеживалось… Будто… Ольга быстро внесла поправку в граф, подчеркнув мысль о том, что кто-то старательно, но грубо пытается имитировать методы “Цербера”, не имея при этом чутья, дара и гениальности его руководителя… Ибо...
Далее был сделан отдельный подпункт… Таинственный мистер Грин... он же мисс Элизабет Браун. Агент третьего лица, работавшая с Пронырой и со Съёнберг. Перевёртыш, умеющая менять внешность при помощи специальных нанороботов. Киборг… Всё это более чем укладывалось в прежнюю политику “Цербера”, но было грубым, топорным, словно работу мастера пытался повторить подмастерье. Даже оставленный ею образец ДНК ― пусть грязный, с вероятностью ошибки при распознании в 20%... Такой ошибки агент Призрака в столь важной миссии совершить не мог. Вот только… откуда тогда был этот странный сигнал ― столь своевременный и жизненно необходимый для Уэйфара ― задержать Съёнберг на улицах Цитадели?.. Учитывая его долги перед ней, ему бы пришлось плохо. Кто-то откровенно слил Съён, чтобы Уэйфару не стало резко плохо… И учитывая последнюю информацию о том, что произошло на Бездонье, вывод напрашивался ровно один… Шеф… Он защитил Странника и нажал таким образом одну из кнопок, резко ускоривших процесс…
Ольга помассировала глаза и выпила ещё кофе, прежде чем перейти к подпункту, от которого её продолжала временами охватывать неприятная дрожь...
Клод Дидье, которому “выпотрошил” и спёк мозги Шепард при помощи баньши. То, с какой яростью Шеф потребовал задержать Дидье поразило Ольгу и так и не нашло себе объяснения. Что-то было на том носителе информации, который забрал Шеф, так никому и не показав. Как убеждал Чеглокову Шепард, сведения касались “Уробороса”. Но зачем нужна была всё же подобная спешка? Диалог Дидье и Браун прервали на середине, когда он хотел сообщить ей нечто крайне важное. И Шеф предпочёл, чтобы это важное и вышло за пределы Дидье, умерло вместе с его сознанием…
Четвёртым большим пунктом был указан Генри Уэйфар “Странник”. И явно присматривавшая за ним женщина из одной из организаций “Уробороса” ― в этом Ольга была почти уверена. По всему выходило, что она не подозревала, что к Страннику каким-то непонятным образом может подключаться сознание Шепарда… Зачем Уэйфар был нужен этой девице ― вопрос был прост: его знания о “дыроколе”. Но вот почему она именно сопровождала его, а не пыталась захватить ― вот здесь Ольга поставила три больших вопросительных знака..
Ещё один пункт, касавшийся Странника, выглядел более зыбким и странным… По всей галактике существовали люди, которые общались с Уэйфаром уже много лет, насколько можно было судить по их взаимоотношениям. Но при попытке завести с ними беседу о Страннике, их разбивала поразительная забывчивость и они уверяли, что даже о таком не слышали. Тот же Карл Бломэ с Мендуара ― места, где у Странника был постоянный дом, откуда он был родом… Хотя… учитывая, что Шеф мог влиять на сознание окружающих людей… Ольга помотала головой и… замерла… Промелькнувшая подобно молнии мысль ошеломила её. Женщина подхватила клавиатуру и внесла ещё одно большое выделение в “паутину”: Шепард был тоже родом с Мендуара… Значит… он выбрал соотечественника, чтобы сделать из него странного соглядатая с функцией возможности тотального контроля, о котором не знал никто в Галактической Страже. И более того, позволил относиться к этом соглядатаю как к обычному проходимцу и авантюристу, если дело не касалось прямой угрозы жизни Уэйфара… Как в последнем случае, когда Странник отличился на Бездонье, хотя изначально отправлялся туда по обычной своей рабочей задаче найти очередное древнее пресс папье для богатого бизнесмена Мартина Нгве с Беккенштейна...
В стороне, за пределы основной части пунктов, значилось событие, которое в буквальном смысле не укладывалось в общую схему… Внезапное появление Миранды Лоусон спустя её многолетнее отсутствие в поле зрения Стражи. И то, что она слила Лемму информацию о том, что Уэйфар находится на Бездонье. Бесплатно. Просто так. Но такой человек, как Лоусон не может ничего сделать просто так. У всего должен был быть свой мотив. И этот мотив Ольга не понимала. Связи с Шефом тут усмотреть было сложно, несмотря на старинную их дружбу. Просто по той причине, что упоминаний о Лоусон в поле зрения ГС за полтора десятилетия не было никаких. И вот она внезапно появляется на сцене в тот момент, когда Шепард ведёт свою сложную игру, и вмешивается в неё весьма странным образом...
Ольга тяжело опустилась в кресло, чувствуя, как у неё идёт кругом голова. Во всей этой каше присутствовала некая закономерность, связь, объяснение, которого она не могла уловить. Три стороны, ведущие смертельную междуусобную борьбу внутри огромной тайной организации, “дырокол” между ними, Странник, который знал, как работает аппарат, потому что его мог контролировать Шепард… И две “тёмные лошадки” ― появление в поле зрения Миранды Лоусон и странная видеозапись о воскрешении Призрака, слитая из архивов ГС. И слитая, судя по всему тоже Шепардом…
Ольга повернула голову и снова взглянула на Артура, и заметила что напарник вновь сменил позу и повернул голову в её сторону и слегка приоткрыл глаза.
― Ольга, отдохни хоть немного. А то у тебя сейчас пар из ушей пойдёт, ― медленно и, как показалось, с трудом проговорил Страж.
― Потом. Позже, ― ответила она. ― Как ты себя чувствуешь?
― Тебе по десятибалльной шкале? ― со смешком продолжил Лемм. ― Потрясающе... ― уже серьёзно продолжил Артур. ― Давненько мне так хреново не было.
― Болит что-нибудь? Или… ― Ольга вспомнила собственные ощущения после "контроля". ― Были видения? Кошмары?
― Видений у меня не было, ― устало ответил Артур. ― Но, спасибо за беспокойство. У меня немного затекла спина. Может, сделаешь мне массаж, Ольга?
Чеглокова выдохнула, покачала головой и слабо улыбнулась.
― Я думала… по твоему виду… что у тебя у самого началось расплавление мозга. Ты меня напугал.
Она подошла к Артуру, тот приподнялся и перевернулся на живот. Холодные пальцы прикоснулись к его спине, Лемм вздрогнул.
― Прости, ― Ольга потеряла руки, стараясь их разогреть, а потом аккуратно принялась разминать Лемму плечи. ― Я… я, кажется, перестаю понимать, что происходит. По всему нам нужно задержать Уэйфара в Мильгроме. Но… эта его непонятная связь с Шефом… Я перерыла все кадровые записи ― за время существование ГС Уэйфар ни под каким видом не проходил у нас ни в качестве сотрудника, ни в качестве агента, ни в качестве подсудимого с последующей какой-либо дополнительной обработкой. Ещё эта мутная девица рядом с ним. Она определенно связана с "Уроборосом" и пасет Странника из-за "дырокола", но вот только с какой его частью она связана? Тамплиеры, "Цербер" или какая-то третья сторона, про которую мы пока не знаем?
― Вопросы, вопросы, сплошные вопросы. Твоё любопытство ненасытно, ― после этой фразы Чеглокова слегка сжала плечо мужчины, от чего тот охнул. ― Давай сначала схватим Странника, а потом выбьем из него все, что нам нужно.
― Ты правда считаешь, что нам это удастся? ― с долей скепсиса спросила Ольга. ― После Кограса? Ты хочешь ещё один приватный “разговор” с Шефом?
-- Ну, Оля, мы же ценные кадры, чтобы нас вот так…. ― Лемм сделал неопределенное движение ладонью подбирая нужное слово. ― Лоботомировать “на живую”. Тем более других вариантов уже нет. Не следить же за ним ещё пару лет.
― Не знаю… ― закончив растирать Артуру спину, Ольга накинула ему на неё одеяло. ― Я уже ничего не знаю, кажется… ― она села перед голограммой своих записей. ― Иногда мне начинает казаться, что мы сейчас ― шахматные кони, которые гонят короля противника на своего ферзя… ― женщина подавленно замолчала. ― Тебе стало лучше?
― У тебя волшебные руки милая, ― с усмешкой ответил Лемм. ― И, все так же лежа на животе, пытался рассмотреть график Ольги. ― Оля, у тебя тут столько пунктов. Я никогда не понимал твою любовь к таким схемам. Хотя, на самом деле, это дело выделяется из общего вида.
― Такой формат позволяет разом держать всю главную информацию перед глазами, ― ответила Ольга. ― Так проще структурировать её у себя в голове. Иногда, глядя на граф сами собой приходят идеи, где ещё стоит поискать. Или же увидеть ответ на свой вопрос. Но сейчас… я понимаю, что где-то в недрах Цитадели есть ещё один такой же граф, только на порядок масштабнее. И мы в нём - такие вот пункты и параметры… И тогда мне начинает казаться, что то, что я пытаюсь делать, бессмысленно. Это убивает желание работать. Хочется просто лечь ― и Жнец всё равно меня привезёт туда, куда нужно.
― Надеюсь, с этой таблицей ты не забыла, что мы ищем дырокол. А Уэйфар нам нужен, так как он единственный, кто может заставить это археотех работать.
― А для чего, по-твоему, я составляла эту таблицу? Она у меня появилась сразу же, как появилось дело о хищении “дырокола”. Всё остальное… Просто сюда эту информацию проще складывать. Про “дырокол” я не могу не думать. Самое главное, что я не могу понять, почему для Шефа он настолько важен? Да, он позволяет ходить в пространстве без ретрансляторов неизвестным науке способом. Ну, и что с того? Всё равно им никто не умеет пользоваться, кроме… Уэйфара… Которого может контролировать Шеф. Значит… в тот раз именно Шеф остановил работу “дырокола”, не дав звездолёту погибнуть. А потом отправил его в спецхран. А потом позволил его оттуда выкрасть… Цепочка событий, лишённая, на мой взгляд, логики. Но я почти уверена, учитывая заинтересованность Шефа, что она абсолютно логична изнутри. Типа, только для того, чтобы выманить всю эту кодлу из подполья и заставить рвать друг другу глотки за “дырокол”? А сам он тем временем их переловит? Он показал в первый раз, как работает дырокол, чтобы интересующие его лица соблазнились. Ведь информация потекла с фантастической скоростью о том, что есть портативная альтернатива ретрансляторам. А потом он позволил его украсть и теперь высматривает, где и как всплывёт “дырокол” снова. Это всё так… Но… Не знаю. У меня сложилось впечатление, что Шеф уделяет этому предмету какое-то повышенное внимание. Излишне повышенное. И я не могу себе этого объяснить.
― Шеф ведёт свою игру, ― пробормотал Артур, перевернувшись на спину и уставившись в потолок. ― Дырокол ― приманка, Уэйфар ― наживка, ― лениво перечислял Страж, словно выстраивая некую схему уже в своей голове. ― А мы с тобой, агнел мой, ― пешки. С чем тебя и поздравляю. Нам долго еще лететь?
― Лемм, прекрати называть меня “ангел мой” ― ты меня уже этим начинаешь бесить, ― Ольга глянула на монитор. ― Лететь нам осталось около двух часов. Мы должны прибыть в Мильгром сразу же следом за “Одином”. Я проинформировала службу космопорта ― их немного задержат на таможне под предлогом перегруженности. И меня сильно смущает эта спутница Уэйфара. Если она из “Уробороса”, то вряд ли окажется обычной “эскортницей”. Скорее всего, у неё есть какое-то прикрытие. Либо она сама ― ещё один киборг или биотик.
― Это не проблема. Мы сами тоже не пальцем деланые. К тому же, попросим у Шефа сотню налётчиков и парочку громил, для того, чтобы наверняка, ― устало отозвался Артур, после чего вытянул руки вперёд подтягиваясь. ― Надо вставать.
― Сотню налётчиков? Лемм? Ты хочешь устроить бойню в космопорте? Это во-первых. Во-вторых, элементарно, где Шеф их там возьмёт? Пришлет с Цитадели транспортник с капсулами орбитального десантирования?
Артур присел на постели. Видя его почерневший вид, Ольга сказала:
― Тебе сварить кофе? Хочешь поесть? Я нашла в шкафчике консервированные фрукты в сиропе. Тебе надо поесть чего-то сладкого. По себе знаю.
― На Жнецах есть и налётчики, и хаски, иногда бывают брутты и даже баньши. Их используют в редких случаях в качестве экипажа, грузчиков и вот как оперативников. За кофе буду благодарен, Ольга. Может, даже поцелую, если понравится, ― проговорил Лемм, флегматично разглядывая собственные ладони. ― В любом случае, местных правоохранительных подключать не стоит. Только в качестве оцепления.
― Хочешь сказать, что здесь, в недрах эсминца есть шефская заначка в виде сотни налётчиков?
Ольга направилась на камбуз, и вскоре по кораблю начал разливаться кофейный аромат. Вернувшись через пару минут, она поставила на столик кружку с кофе, саханицу, порционные сливки и миску с консервированным фруктовым салатом из персиков, ананасов и груш. Со второй кружкой кофе она устроилась на диванчике в уголке. Лемм поднялся с ложа и укутавшись в одеяло подошёл к столику. Положив в кофе кусок сахара и две порции сливок он присел на диван.
― Чувствую себя, как после похмелья. Когда я в следующий раз попробую сделать нечто подобное, врежь мне, ― пробормотал Артур, меланхолично размешивая кофе. ― На Жнецах заначки всегда есть. Нет только каннибалов, но это от того, что они поедают плоть, а это не очень вяжется с образом блюстителей закона. Ну и ещё они мерзкие, ― добавил Лемм, возвращаясь к прежнему разговору.
― Сомневаюсь, что Шеф позволит нам устроить задержание с участием налётчиков в центральном космопорте Беккенштейна, ― Ольга приподняла биотикой миску с фруктами и леветировала её на журнальный столик, за которым сидели они с Артуром. ― Разве что как-то увести их в техническую зону, где меньше свидетелей, ― подумав, она сказала: ― Хорошо, я задам Шефу вопрос относительно задержания и использования… "допресурсов".
Следуя привычному, Чеглокова потянулась к инструментрону, как вдруг у противоположной стены появилась полупрозрачная тень, через пару секунд обретшая вид коммандера Шепарда. Он смотрел на них, как показалось Ольге, устало и печально. Она снова ощутила себя загнанным зайцем, взгляд её потускнел и стал каким-то безвольным, она опустила голову. А вслед за этим, повинуясь протоколу, но не имея ни малейшего желания, Ольга поднялась с дивана.
― Рада приветствовать вас, сэр, ― проговорила она, стараясь не смотреть на голограмму.
― Вольно, ― прошелестело в воздухе. ― Я пришёл поговорить.
Ольга села обратно на диван, а в глазах её промелькнуло удивление. Шепард как будто мялся, не зная, с чего начать, и вообще вел себя столь непривычно… по-человечески.
― Вы пришли, чтобы запретить нам арестовывать Уэйфара? ― спросила она. ― Он ведь… ваш агент, верно? Вы ввели его в мир торговли артефактами прошлых Циклов, чтобы было удобнее было его контролировать?
― Нет, ― покачал головой Шепард. ― Не в этом дело. Я напротив пришёл просить вас провести задержание с… полным соблюдением протокола. Уэйфар должен быть арестован и, желательно, при свидетелях.
― Вы… ― в голове Ольги появилась мысль ― простая и крайне очевидная ― о которой она прежде не задумывалась. ― Вы хотите сделать алиби его репутации после Бездонья?
― Что-то в этом роде, ― сказал Шепард после короткой паузы. ― Если его арестует Стража, возникшие вопросы увеличат степень мутности и неразберихи ситуации. И вместе с тем… я хотел бы просить вас постараться не травмировать его в ходе задержания. Это во-первых. А второе… вам не следует задавать ему вопросы относительно степени его принадлежности к Цитадели. Потому что он вам на них не сможет ответить. Делайте всё по протоколу и исключительно в рамках дела о похищении "дырокола".
― Но он действительно ваш агент? ― спросила Ольга.
― Всё несколько сложнее, ― отозвался Шепард. ― И это не тема сегодняшнего разговора. Что касается вашего запроса о силовой поддержке… Если вдруг вам потребуется помощь налётчиков, я выделю вам группу до шестидесяти единиц. Однако я прошу вас относиться к данному ресурсу как к мере исключительной. Постарайтесь справиться своими силами.
― Да, сэр. Что-нибудь ещё?
― Да. Спутница Уэйфара ― Хейла Дженс ― мне нужна живой. По возможности, постарайтесь задержать и её тоже.
