В маленькой звёздной системе Фатар в туманности Омега азарийские первопроходцы открыли три планеты с богатейшим запасом минералов, которые впоследствии были названы Лорек, Корар и Доргал. Колония на Лореке была основана в далёком 1764 году, когда планета ещё называлась Эсан. Эсан встретил прибывших негостеприимно: низкой плотностью атмосферы, грубой почвой, переменчивым климатом, быстро испаряющимися водными источниками и ледниками, смертельно опасными бурями и метелями.
Но азари смогли изучить его условия достаточно хорошо, чтобы основать несколько горнодобывающих и исследовательских баз. С целью заселить планету сотни колонистов, ищущих честную оплачиваемую работу, отправились к суровому карлику.
На одной из баз в ходе работ исследовательские, инженерные и рудниковые бригады тесно сотрудничали, что способствовало благоприятному рабочему климату. В такой на редкость уютной атмосфере коллектива встретились две азари.
Джамму работала в трудовиках и выполняла тяжёлую по выносливости и скорости реакции работу. Её задорный характер вызывал у окружающих радушие и улыбку. Прямая как гром, Джамму не стеснялась высказывать своё мнение и суждения. Но вместе с тем отличалась добросердечием, и с ней сложно было вызвать конфликт или ссору, даже намеренно.
Своей прямотой она привлекла внимание Кашмир, скромного и обаятельного инженера, проектирующей схемы высоко надёжных устройств и установок. Но заговорить с Джамму инженер не решалась, пока не выдался удобный повод. Общаясь, Джамму и Кашмир заметили друг за другом неподдельный интерес, который перерос в глубокую симпатию, а после – во влюблённость.
Даже зная о том, что внутрирасовые отношения сурово осуждаются азари, Джамму и Кашмир продолжали всё лучше узнавать друг друга, понимать и ценить. Их отношения длились на протяжении нескольких лет и, конечно же, не избежали конфликтов и компромиссов. Они взрослели, поддерживая друг друга, и видя в их отношениях и сотрудничестве гармоничность коллеги в большинстве случаев не осуждали их союз.
Через шесть лет Кашмир забеременела, но осталась на станции и продолжала работу под наблюдением местного врача. Союз Кашмир и Джамму власти осудили, потому желанный ребёнок родился вне брака в медотсеке исследовательской станции на Эсане. Родители назвали девочку Наирой и сохраняли надежду на то, что, какой бы тяжёлой ни была её будущая судьба, азари перенесёт предрассудки окружающих.
Наира была прелестным и послушным ребёнком, окружённым заботой. С рождения серые, с возрастом глаза Наиры наполнялись нежно-голубым цветом, сходным с кристальными водами скупых рек Эсана. Фиолетовая пигментация кожи досталась ей от генетического отца, Джамму, но отличалась блеклым оттенком. Это было лёгким поводом для тревоги, но Наира развивалась как любой другой здоровый ребёнок, чем не вызывала опасений.
Было предложение отправить Наиру к родственникам одного из родителей, но те, узнав, что ребёнок внебрачный и чистокровный, отказались даже от материальной помощи и контакта со своими дочерями. Потому Джамму и Кашмир остались на Эсане. Колония росла, и когда появилась возможность обосноваться в отдельном отсеке, им выделили, пусть и скромный по площади на троих, но комфортный блок.
Образование Наира получала от окружающих, главным образом из общения, книг и наблюдения. Она узнала об одиночестве рано, ведь в колонии детей (азари до пятидесяти лет) не было. О законах природы и причинах перемены климатических условий Наира услышала в девять лет от геологов, стала разбираться в создании и контакте взрывоопасных веществ - ещё в пятнадцать. А осознала всю глупость социальных стереотипов относительно чистокровного рождения – в полные двадцать лет.
Пусть и не имея официального образования, Наира смогла устроиться среди коллег родителей. Она старалась держаться стороной, избегая осуждений и перешёптываний. Приток учёных и трудовых рук увеличивался с каждым годом. Колония переросла в город-поселение и стала называться Джанлор. Новые азари, не знавшие о происхождении Наиры непосредственно, пытались завести с ней дружбу или хотя бы знакомство. Но сплетни как секатор срезали невинные побеги зарождающихся отношений.
Наира нашла утешение в сфере, которая казалась ей особенно трепетной для её нежного возраста, - в ботанике. В условиях Эсана даже стойким растениям было особенно трудно заслужить право на существование. Наире хотелось узнать, как из буквально ничего рождается жизнь. И потом, она получала удовольствие, прогуливаясь в блоках с плантациями. Подобно подросткам её возраста, Наира идентифицировала себя с нежными стеблями и листами – не тронутыми бурей, не создающими беспокойства, невозмутимыми к хаосу вокруг.
Наира часто виделась с молодым геологом, прилетевшим на стажировку, - Сериной. Одной из обязанностей учёной было присматривать за побегами и контролировать условия их роста. Девушка часто наталкивалась на Наиру, стоящую среди высоких кустов. Серина стала её первым настоящим другом, если не считать коллег родителей. С разницей всего в тридцать лет они скоро нашли общий язык. Серина считала удивительным, что Наира никогда не видела мира за пределами Эсана, в своём-то возрасте! Между тем, Наиру забавляла склонность Серины приходить в восторг от мелочей.
Она не сразу поняла, что переменилось. Наире всегда было приятно находиться в обществе подруги, но симпатия росла слишком быстро и переросла в ту степень, которая начала настораживать даже её саму. Наира то стремилась провести с Сериной чуть больше времени, то отдалялась в страхе, что отношение к ней становится неестественным.
Джамму и Кашмир, конечно же, заметили перемены в дочери и связали их с переходным возрастом. Но также они понимали, что если подавляющее большинство колонистов составляют азари, то и их дочь, вероятнее всего, начала испытывать романтические чувства к кому-то из них. Наира всё больше стремилась к уединению и начала избегать Серину. Подруга, уже привыкшая к сложному характеру замкнутой Наиры, не готова была её потерять и подтолкнула к тому, чтобы юная азари поделилась с ней чувствами.
Наира не заявляла о влюблённости и даже боялась подумать об этом. Но Серина обладала большим багажом социального опыта и помогла ей разобраться, что происходит. Наира злилась на себя. Она боялась, что страсть к Серине может стать ещё сильнее, и особенно того, что её увлечённость Сериной может вскружить голову. Серина же только грустно улыбалась в ответ на подобные заявления.
В один из вечеров за стенами комплекса разразилась опасная буря. Серина беспокоилась, что Наира вышла на воздух раньше, чем было объявлено о запрете покидать штаб. Она спешно обходила корпуса, но к счастью застала деву между пышными кустарниками папоротников. Наира сидела скованная, зажатая в крепкий узел из рук и ног. Неподвижная и затихшая.
- Я тебя везде обыскалась. Ты слышала предупреждение? Что случилось?
Наира вздоргнула, услышав нежный голос. Но не подняла взгляда. Серина присела рядом и обняла её за плечи. И тогда она поняла всё без слов. Наира испытывала очередной гормональный прилив, и каждое прикосновение к ней провоцировало жар и дрожь.
- Здесь ты простудишься. Пойдём.
Блестящие голубые глаза посмотрели на неё с опаской, точно Серина собиралась нанести ей удар. Для Серины встретить этот взгляд оказалось страшнее, чем если бы Наира убежала навстречу промозглым ветрам. Но она повторила:
- Пойдём со мной, - и протянула руку.
На следующий день Серину нашли в своей каюте в состоянии комы. Учёную едва успели довести до медблока и подключить к аппарату. Спустя полгода восстановительного лечения, релаксационных мероприятий и психотерапии Серина смогла вернуться к социальной жизни, но покинула Эсан и мечты о карьере успешного учёного. Атмосфера в научной колонии изменилась сразу после того, как деву нашли изнурённой.
Серина испытала острое стрессовое расстройство и получила психотравму. Психический контакт с Наирой привёл к нервному срыву. Когнитивные показатели пострадали, уровень процессов мышления снизился. Серина не могла заниматься ничем. А любое упоминание о планете Эсан или лицо азари вызывали у неё приступ паники. Остаток жизни Серина провела в изоляции под присмотром сиделки.
Жить в воспоминаниях о трагедии могла только Наира. Она не переставала винить себя в случившемся не меньше, чем другие колонисты. Иногда жители не сдерживали своей ненависти и откровенно издевались над Наирой. Но по большей части боялись, зная наверняка, что Наира - ардат-якши.
Чтобы обезопасить исследовательское общество и саму Наиру от нападок колонистов родители отправили деву на планету Лессус. В отличие от взрослых, Наира не знала, что существуют монастыри для ардат-якши. Но когда мама Кашмир заговаривала дочь, что Лессус – это большая планета-сад, на которой живут такие же азари, как Наира, дева понимала, что родители скрывают нечто мрачное.



Лессус встретил прибывших холодом и пустотой. При подлёте к планете нельзя было увидеть осветительных огней или крупных поселений, - только пустыри и горы. Челнок приземлился в неприметном месте, где не было ни площадок для прибытия, ни приветственных указателей. Пусть Наира привыкла к холодам в родных местах, на новой планете она не ожидала колкого ветра, бьющего в лицо, и глубоких сугробов снега. Когда глаза привыкли видеть через белую пелену, Наира поняла, что они находились рядом не с горой, а большим зданием с архитектурой в азарийском стиле. Храм отличался от окружающих скал только высотой башен и конусообразной формой. По нему отличали центр поселения Марии, за пределами которого не было практически ничего.
Первым делом новичков ознакомили с помещениями, а во время просмотра обозначили инструкции: расписание дня, порядок мероприятий, правила поведения, запреты. Запретов оказалось намного больше, чем возможностей. Расписание было подстроено под здешнюю продолжительность суток. На флаере значилось время для досуга в скромные два часа с двадцати часов вечера до отбоя. Только позже Наира узнала, что эти часы станут для неё самыми дорогими и что в остальное время обитатели даже не пытаются заниматься сторонними делами, чтобы не заслужить наказания.
Заправляла всем директор Джетра и дежурные по этажам, которыми в большинстве назначались матриархи, реже – ардат-якши, заслужившие доверие руководителей. Джетра была очень строга с девами и не скупилась на обвинения, оправдываясь тем, что делает жизнь обитателей лучше. В действительности же монастырь больше походил на тюрьму, суровый режим – на свод законов, а распорядок дня – бесконечную скуку, сопровождающую дев изо дня в день месяцами, из года в год столетиями.
Ранний подъём в шесть утра, нарушение режима сна учитывалось в журналах. Завтрак через полчаса, времени на сборы едва хватало. Утренняя медитация в целых три часа, за которые девочки научились спать даже в неудобной позе лотоса, а после два часа труда. «Трудовая деятельность», или как её называли «рукоделие», на самом деле была рутинной формой однообразной работы, при которой обитательницам выплачивали мизерную плату. Например, давление плодов с целью получения сока и его обработка для брожения напитка, который после поставляли на галактический рынок как вино. Выращивание растений на территории монастыря и уход за ними. Посев и сбор трав, овощей, фруктов, ягод, их очистка, переработка и упаковка для длительного хранения и транспортировки. Ручное изготовление нитей и тканей, шитьё и плетение. Стирка, штопка и очистка одежды, которую носили другие служительницы монастыря. Изготовление предметов декора, от подсвечников до посуды, из разнообразных материалов. Аккуратная шлифовка материалов и изготовление ювелирных украшений. Если бы на каждой единице указывалось, что она произведена девочкой из монастыря, они составили бы треть рынка производственных товаров Азарийской республики.
Считалось, что ручной труд позволяет настроить сознание на учебную деятельность после, обрести внимательность, усердие, самоконтроль, выносливость и послушание. Девам внушали, что их труд позволяет сделать что-то полезное для общества азари, несмотря на то, что они будут находиться в изоляции до конца своей долгой жизни. Обитательницам доверяли кропотливую и монотонную работу, чтобы добиться высокого качества материалов, недостижимых с помощью технических средств.
После трудовой деятельности и обеда – четыре часа занятий, в течение которых девам следовало обязательно быть и слушать факты о сущности природных явлений, законах мироздания, о мире за пределами монастыря, который они никогда не увидят. Вместе с тем получаемые знания нельзя было назвать особенно ценными или образовательными. Час давался на то, чтобы выполнить формальное домашнее задание.
В шесть ужин и ещё одна медитация, после – условно свободный досуг, в течение которого обитательницы монастыря могли общаться. Чтобы скрасить чувство томительного одиночества, девы собирались в главном зале, помещении библиотеки или саду, в чуть тёплые дни позволялось выходить на смотровую площадку. Встречаться в личных комнатах не разрешалось. Обязательный отбой в двадцать два с проверкой режима.
Вот и всё, что обещало наполнить жизнь Наиры в течение тысячи её лет, когда она прибыла на Лессус. Отчуждённая по натуре, Наира не стремилась тут же познакомиться с обитательницами монастыря. Она соблюдала расписание, ходила по помещениям и наблюдала за окружающими, чтобы лучше изучить границы дозволенного: как девы проводят досуг, пытаются ли они увиливать от работы или заниматься своими делами по время уроков, все ли медитируют, как пробираются в чужие комнаты, в чём слабости руководителей, как они относятся к ардат-якши, что служит мерой наказания, насколько легко получить желаемое или сделать самому из подручных материалов.
Вместе с порядками Наира изучила систему монастыря и научилась вести себя так гибко, чтобы не быть наказанной, но соблюдать регламент. Она привлекала внимание дежурных исключительно тем, что в течение первых пяти лет в храме ни разу не нарушила запретов. Но после адаптации ею охватила жажда свободы. Бежать было глупо, вокруг монастыря – такие же снега и горы, как в пределах его территории. Поэтому Наира постаралась найти такое место, в котором могла бы проводить время одна, что не нарушало бы порядок монастыря и не влекло за собой наказания.
Таким местом оказалась смотровая площадка, большой балкон с видом на просторы Лессуса. Под куполом было прохладно, так как щит не позволял сохранить температуру помещения, но не так холодно, чтобы окоченеть от стужи. Наира выходила на балкон и занимала место, в котором её было трудно заметить через смотровые окна. Азари сидела в морозливой тишине среди холодных кустов, ловила руками пары воздуха изо рта и слушала вьюгу. Иногда удавалось пронести с собой планшет с книгой или послушать музыкальные альбомы, выдаваемые в библиотеке. Больше всего Наира мечтала о том, чтобы её место оставалось тайным и не привлекло внимание других обитателей.
Но однажды во время общего досуга к ней подошла дежурная. Азари держалась уверенно и вела себя достаточно мягко, чтобы вызвать к себе доверие.
- Ты та дева, которая выходит на балкон по вечерам? – спросила она.
- Да. Этого нельзя делать?
Азари улыбнулась в ответ и присела рядом. Её привлекли мягкие ноты в низком тембре бархатистого голоса Наиры, который звучал достаточно глубоко, чтобы вызвать интерес, достаточно осторожно, чтобы отразить дружелюбие, и достаточно тихо, чтобы выдать грусть в томительной отчуждённости.
- Можно, если ты делаешь это во время досуга. Но вообще на балкон выходить опасно. Иногда его сильно заметает снегом.
Впервые кто-то проявил заботу к Наире после родителей, поэтому она настороженно отнеслась к подошедшей как к кому-то необычному.
- На самом деле, нельзя. Балкон разрешается посещать только под надзором дежурных или руководителей. Я присматриваю за тобой, чтобы этого не делали другие.
- Если так, ты делаешь это незаметно.
- В этом и смысл, верно? – азари откинула голову, припоминая первый год в монашестве. – Когда я только приехала сюда, тоже любила там гулять. Но скоро нам дали знать, что наказание было довольно жестоким.
Наира поняла, что дежурная имеет в виду изоляцию в комнате на неделю.
- Кажется, мы не знакомы.
- Кажется, так. Меня зовут Рила.
Азари добродушно протянула Наире ладонь, которую та не знала, как взять, поэтому осторожно обхватила в ответ.
- Наира.
В пределах монастыря служительницы обращались друг к другу только по именам, чтобы завести привычку не вспоминать прошлое.
- Кажется, ты не слишком разговорчивая, да?
- Наверно. Так говорят.
- Знаешь, одной может быть тяжело. Нам предстоит провести здесь много времени вместе, и можно завести друзей, чтобы не чувствовать себя одиноко.
- Я привыкла быть одна.
- Хорошо, если так.
На самом деле, Наира и раньше наблюдала за Рилой и знала её имя. Знала, что все девочки в монастыре очень любят её. Знала, что Рила добровольно поступила в монастырь и живёт на Лессусе так давно, что руководители начали ей доверять.
- Я не привыкла к одиночеству. Всё время провожу с сестрой.
- У тебя здесь сестра?
- Да, Фалере. Если хочешь, я вас познакомлю.
- Возможно.
- Мы поступили вместе, когда узнали, что являемся ардат-якши.
- И много таких, кто добровольно поступил в монастырь?
- Не больше половины, но не сильно меньше. Есть бунтари, которых привезли против воли. Их стараются сделать смиренными, чтобы не было неприятностей.
- Так это для них проводят медитации и рукоделие?
Рила засмеялась.
- Ты сообразительная. Да, распорядок дня для них. Но и для нас тоже. Проще, когда есть привычный уклад жизни.
Наире хотелось поспорить, что жизнь в храме видится ей сплошной рутиной и ненужными никому ограничениями, но так как Рила была дежурной, решила, что не стоит показывать своё несогласие.
- Извини, я не такая общительная, как ты.
- Ничего. Девы здесь все разные.
- Рила…
- Да?
- Как думаешь, то, что мы ардат-якши, плохо?
Улыбка сошла с губ Рилы, и она взяла паузу, чтобы подобрать слова.
- Не думаю. Знаешь… я хочу рассказать тебе кое-что личное, если хочешь.
- Да.
- Да, я прибыла в монастырь вместе с сестрой добровольно, но это не значит, что мы хотели здесь жить. Понимаешь? Иногда это место и мне кажется настоящей клеткой, но, если обустроить её, можно привыкнуть.
- Почему вы здесь?
- На самом деле, у нас есть третья сестра. Но она не согласилась на монашество, хотела вольной жизни. Как старшая сестра, я несу ответственность за Фалере, но за Миралу нести ответ не согласна, потому что она сама за себя отвечает. Никто не виноват в том, что она такая, но она сама виновата в том, что творит. Мирала ведёт разгульный образ жизни и причинила другим людям, не только азари, много страданий. В конечном итоге её настигнет наказание похуже, чем нам дают здесь.
- Думаешь, так будет?
- Наира, я хочу верить в это. Если говорить про ардат-якши, Мирала – пример того плохого, что с нами могло бы случиться. И чем больше я узнаю о том, что она что-то сотворила, привлекала внимание полиции, теряет контроль, тем больше я начинаю её ненавидеть. Ненавидеть родную сестру за то, что она причиняет боль маме.
Наира вспомнила о своих родителях и подумала, причинила бы она им боль, если бы сбежала со станции и вела жизнь в согласии со своей природой.
- Значит, остановить твою сестру – меньшее зло?
- Да.
- И то, что мы здесь, тоже меньшее зло?
- Возможно. Здесь мы в безопасности, - Рила наклонилась ближе. – Я не должна тебе говорить того, что скажу, но избегай незнакомых веществ. Не проводи опыты. Многие девочки время от времени принимают их, чтобы скрасить серые будни. И потом…
- Ты про случай с таблетками на шестом этаже?
Рила кивнула.
- Они теряют контроль. Эти порошки заставляют их думать иначе. Кажется, что всё дозволено и ничего не может остановить. Но если их изолируют, они сходят с ума. Глотают мелкие вещи, вытягивают хрящи, ломают ногти до крови, выгрызают вены. До того, как попасть в одиночные комнаты, они успевают принести немало бед другим и посеять панику. Поэтому нам нельзя ничего употреблять, кроме продуктов по диете. И алкоголь, который делают сами ардат-якши, тоже нельзя. Они очень впечатлительные, становятся такими весёлыми, что тянутся друг к другу в попытке избежать одиночества.
- Они умирают?
Рила кивнула.
- Невероятно, к чему может привести несколько грамм вина.
- Но мы можем общаться. И обмениваться воспоминаниями так, на словах, без объятий вечности. Это тоже много значит.
Наира не могла избавиться от мыслей о Серине.
- Наверно, ты права.
Рила заметила, что дева отвлеклась на размышления.
- Есть ещё один плюс в том, что мы здесь. Когда тебя окружают такие же, как ты, проще принять себя.
Наира повертела в руках травинку.
- Знаешь… я тоже хочу рассказать тебе кое-что личное… если хочешь.
Рила улыбнулась.
- Конечно.

В течение трёхсот лет монашества Наира и Рила хорошо подружились. Из-за страха причинить боль и из-за рассказов, к чему приводит психический контакт между ардат-якши, Наира боялась общаться с ней слишком долго. Вместе с тем ей удавалось выражать свою благодарность Риле через поступки и мелкие подарки. Рила не обижалась, поскольку после рассказа Наиры о своей истории, которую никто ни прежде, ни после от неё не услышал, она стала лучше понимать Наиру и её стремление к одиночеству.
Наира не принимала себя и свой порок. Не верила, что сможет его принять когда-нибудь, и воспринимала болезнь именно как генетическую аномалию, которая вредит всему роду азари. Благодаря тому, что Рила присматривала за ней, была возможность чаще посещать библиотеку и выходить в Экстранет, чтобы узнать больше об ардат-якши. Так Наира узнала лучше, почему азари стремятся пополнять генофонд за счёт половых отношений с другими расами и откуда берутся предрассудки про чистокровных.
Время не лечило, но позволяло принять сложные вещи. Со временем Наира рассчитала, что в её роде должно было быть много азари, чтобы при отношениях Джамму и Кашмир латентные гены продублировали код белков ардат-якши. Если бы азари было чуть меньше, размышляла она, если бы встретились другие родители, если бы мутация не произошла, она не унаследовала бы болезнь. Но возможно, она бы сама не появилась на свет. И не познакомилась бы с Рилой, Фалере и другими девами, живущими в этом монастыре. Не узнала бы, что Лессус – не единственный монастырь и как много таких, как она, которые в часы сомнения занимаются самообвинением.
Поэтому в какой-то момент она согласилась с тем, что Рила была права. Нужно было привыкнуть к порядкам монастыря, принять себя и других, общаться, чтобы скрасить однообразные дни, узнать много нового из общения и самообразования. Наира решила посвящать каждый день глубокой медитации в точно установленные часы, высыпаться, посещать занятия, чтобы лучше узнать тот самый мир, который она могла бы больше никогда не увидеть, и читать, читать запоем книги, смотреть поучительные фильмы, чтобы наполнить свою жизнь осознанностью и смирением.
Наира готовила себя к тому, что проведёт в монастыре всё отведённое тысячелетие.

В монастыре становилось всё больше новичков, которых обитатели принимали по привычному укладу. Рила продолжала быть одной из дежурных. Благодаря тому, что она осознанно относилась к своим обязанностям, была примерной монахиней, зарекомендовала себя как спокойная и надёжная, руководители вынесли предложение, чтобы она вошла в пятёрку тех ардат-якши, которых выпустят на свободу.
Возможность покинуть монастырь навсегда никем не обсуждалась, хотя казалась вполне вероятной. Наира была поражена отказом Рилы, которая не хотела оставлять свою сестру одну. И ещё больше – известием о том, что право покинуть монастырь перешло ей по очереди. Если бы Рила согласилась, Наира осталась бы в монастыре, даже не зная о том, что спустя ещё три сотни лет сможет улететь с Лессуса.
В такое стечение обстоятельств было поверить сложнее, чем в случайную комбинацию генов.