Игнис лежала на своей койке, уставившись в потолок невидящим взором. А в голове как заезженная пластинка крутились недавние события и вопросы, главным из которых несомненно был: “Почему?”. Почему она полезла в те отделения с книгами, которые Шаркан запретил ей брать? Ответ: “Любопытство,” - имел право на существование, но он не удовлетворил её полностью. Как будто что-то толкнуло её к этим книгам и заставило взять их, позабыв про воспитанность и культуру. Она должна была их прочитать - мысль абсурдная, но самая гармоничная из всех предположений, находившая отклик в её, Игнис, душе.
Случайность, секундное безрассудство, порыв. Снова… Как в университете, когда она выбрала странную тему научной работы; как в гарнизоне, когда увидела лаасидеры; как среди песчаных холмов у старого поселения, когда решилась последовать за незнакомцем, назвавшимся Шерратом. Слишком много ошибок, которые нельзя было оправдать любопытством или даже наглостью, бестактностью и нахальством.
Игнис вдруг подумала о себе, как о мотыльке, который не может не лететь на огонь, потому что жажда достигнуть этого манящего света сильнее страха перед последствиями. И, похоже, Духи развели здесь для неё свой огонь, чтобы она пришла к нему сквозь космос, запрет коменданта и грязевые потоки Ливня. Зачем? Чтобы она увидела книги, написанные ещё даже до её рождения? Книги, в которых содержится информация, способная перечеркнуть всю турианскую историю?
От тщетных попыток найти объяснение закололо в висках, заставив Игнис бросить это бесполезное занятие. Единственной мыслью, прочно засевшей в голове и не спешившей выдворяться оттуда, было ощущение закономерности событий, словно Духи действительно желали, чтобы она пришла сюда. Они с Шарканом неслучайно оказались в одном месте и встретились. Неслучайно они оба оказались этнографами, хотя и были детьми разных поколений. Неслучайно… Игнис прикрыла глаза и, болезненно поморщившись, повернулась к стене: колющая боль от висков расползлась по всей голове. Но хуже того была бессоница. Внутренние терзания гнали сон прочь.
Игнис закрыла глаза и попробовала расслабиться, но звенящая тишина и полумрак в её кельице лишь напротив настраивали на рассуждения и мысли, не давая уснуть. Этнограф недовольно огрызнулась и снова повернулась на спину, возвращаясь к созерцанию потолка. Сон не приходил, необходимо было чем-то заняться, но вариант отправится на прогулку по ночным тоннелям посёлка Игнис отмела сразу: хватит с неё было приключений на сегодня. Вновь прикрыв глаза, она попыталась уснуть.
Несколько минут прошли в абсолютной тишине. Головная боль уходила, а слух по мере её стихания становился всё острее. И Игнис стала различать звуки, что являлись постоянным фоном в тоннелях и которые она не замечала прежде: завывание ветра в воздуховодах, шорохи мелких ночных обитателей коридоров, тихое эхо, похожее на отзвук обрывков слов, и даже, как показалось турианке, журчание воды, хотя до Зала источника было далеко… И тут она услышала звук шагов, почти бесшумный - словно шуршание песчинок на ветру - но все же различимый. И хуже всего было то, что он приближался. Игнис скосила взгляд и увидела в просвете между занавеской и полом тень чьих-то ног. Секундное замешательство, и полог отошёл в сторону. На пороге стоял… Шеррат.
- Вижу, ты тоже не спишь К… - начал, было, турианец, но, будто опомнившись, продолжил совсем иначе: - Игнис. Мне тоже не спится, - турианец прошел в её келью и сел на край лежака.
Игнис поёжилась и сдвинулась немного в сторону, освобождая чуть больше места. Присутствие Шеррата подействовало на неё успокаивающе. Ощущение прострации пропало, и внутри стало как будто теплее.
- День никак не закончится, - грустным голосом пробормотала она, обращаясь словно не к Шеррату, а ко всему окружавшему её пространству.
Она мерзляво поджала к себе ноги и посмотрела на Шеррата, чёрным громадным силуэтом выделявшегося на фоне тёмно-серого потолка комнаты.
- День, насыщенный событиями, иногда длиннее целой жизни, - выдал пространную фразу Шеррат, глядя на стену. - Тебе так не кажется, Игнис?
- Наверное, - женщина неопределённо повела плечами. Хотелось просто молчать, уставившись в стену, и ждать, когда придёт сон, или когда проснётся Шаркан и начнётся “утро”. Тогда, по крайней мере, она, хотя и сонная, сможет найти себе занятие в посёлке - всё же лучше, чем вот так бесцельно лежать на постели, отдавшись целиком на растерзание совести и странных полуночных измышлений.
- Где тот воитель, что смерть презрев, во славе прошлых лет воспет? - неожиданно выдал Шеррат, решив прервать навевавший уныние разговор строфой из старинной поэмы. Фраза была знакома: из “Песни о Гилеасе” - одном из самых неоднозначных героев прошлого Палавена.
- Где тот герой, от имени чьего дрожали недруги и в кровь сточали зубия тираны? - в тон ему отозвалась, не поворачивая головы, Игнис. - У Шаркана хорошая подборка книг.
- Эта ему особенно нравиться, - отозвался Шеррат. - У Шаркана даже несколько разных версий есть. Не знаю, чем она ему так интересна? - чёрный турианец пожал плечами. - По мне, так ничего особенного.
По части аспектов поэмы Игнис была согласна в оценке с Шерратом: в произведении воздавалась хвала, если уж называть вещи своими именами, неоднократному цареубийце. Но как историческая личность Гилеас всё же сделал многое. Ни много, ни мало, он привнёс много изменений в историю Палавена.
- У каждого есть любимое произведение, - заметила Игнис и, помолчав, добавила более глухим голосом: - Я из средневековых предпочитаю “Сказание о сияющих воинах” - про Храм Палавена времён возобновления внутриусобных войн Империи. Оно более… - Шардис замялась, подбирая слово, - с более счастливым финалом.
- Но, оно и более скучное, - отозвался турианец. - Слишком просто, гладко и сладко. Но, в итоге, и там и здесь, все всё-равно умирают. Гилеас же тоже этого не избежал, - с заметной грустью добавил охотник и вдруг резко встал и вышел из комнаты бросив нетерпеливое: - Я сейчас...
Игнис приподнялась на локте, но в светлом проеме уже лишь колыхалась занавеска. И снова тихий шорох быстрых шагов Шеррата по общему залу - звук, которого она прежде не различала. Тишина пещер меняла её восприятие, делая его более острым и чутким. Потом промелькнула мысль, что меняются не только её зрение и слух, но и она сама, но додумать Игнис не успела: покрывало на входе дернулось в сторону, Шеррат вошёл обратно, сжимая в руках рукопись и химический светильник.
- Вот... Всё-равно делать нечего, - турианец положил рукопись на лежак, заставив Игнис спуститься на пол, а сам, устроившись рядом, поставил рядом с текстом светильник. Шардис немного смутилась: она ожидала увидеть книгу на подобии тех, что были в сундуке Шаркана. Но эта была иной: знакомый с детства текст был “двойным” - с правками, написанными рядом с основными строфами, и было видно, что автор сравнивал текст оригинала с каким-то другим. Игнис заметила в сносках отрывки, стилистически похожие на те, что были в записях, но разительно отличающиеся по содержанию. Такую интерпретацию “Песни о Гилеасе” она еще не видела и не слышала.
Она недоверчиво взглянула на исписанные листы с пометками и правками, а затем перевела взгляд на Шеррата, словно испрашая, а можно ли ей это читать. После устроенного Шарканом разноса, она опасалась притрагиваться даже к собственным записям.
Шеррат, словно уловивший её опасения, прочитал первый абзац:

“С заоблачных высот на мир смотрели горы, чьи пики скованы извечным льдом…”

Там говорилось, о высоких горных вершинах, что пронзали небеса - о Змеином хребте, что рассекал основной континент Палавена на две неравные части.

“И жили там суровые народы, что чужаков встречали лишь клинком…”

И как горцы, населявшие эти горы, отбивали атаку за атакой сил империи.
Игнис слабо улыбнулась.
- Слова, которые мы учили и на истории, и на уроках культуры.
Тяжесть на душе как будто стала меньше. Игнис села и заглянула в рукопись, которую продолжал держать в руках Шеррат. Текст, который она знала наизусть. Глаза устало побежали по строчкам и остановились у первой пометки, внесённой коричнево-красной краской, сделанной, по-видимому, на основе охры.

“И трёх тиранов время завершив, конец империи воитель тот приблизил…”

Строка была подчеркнута, а отходящая от неё стрелка вела на поля, к короткой записи:

“И время тирании завершил, пронзив клинком он принца в честной схватке…”

Возле строки значилась приписка: “Событие за тысячу сто семьдесят лет до Штурма куадшест-дсуа [1].” Надглазничные пластины Игнис дёрнулись вверх.
- Что это? - спросила она, указывая на пометку.
- Дата, - охотник непонимающе взглянул на Игнис. - А что не так?
- Дата чего? И откуда цитата? Если это вообще цитата.
Конечно, Шаркан мог знать какие-то ещё адаптации “Песни”, которые Игнис не встречались, но, судя по стилю, фразу взяли из аналогичного “Песне” творения средневековых авторов, а с древней литературой Шардис была знакома хорошо. Но этих слов она не припоминала.
- Штурм куадшест-дсуа - это дата падения империи и установление примархата.
- Это я знаю, - усмехнулась Игнис. - Мне интересно, к чему здесь эти тысяча сто семьдесят лет до Штурма?
- Это тебе лучше спросить у того, кто её написал, - смутившись, ответил Шеррат. - Я не знаю.
- Сомневаюсь, что Шаркан мне ответит, - голос Игнис снова погрустнел. - Наверняка, это тоже нечто из того, чего мне не следует знать. А я, как всегда, лезу не в своё дело… - она взабралась выше на кровать и села, скрестив под собой ноги.
- Мне кажется, что тебе следует спросить его. Ты просто не понимаешь, что эти тайны он держал в себе тридцать сезонов. Не имея возможности рассказать их. Ну, вернее, рассказать-то он их мог, но вряд ли его кто-нибудь здесь понял. Даже я, - ответил Шеррат. - Но ты... ты другая, - взгляд янтарных глаз скользнул по расстерянной турианке, и она буквально физически ощутила его. - Ты всё поймешь.
- О, да! Как же… Я пойму… - Игнис плотнее поджала под себя ноги, что казалось невозможным, и стала похожа на нахохлившуюся птицу на ветке в дождливую погоду. - Я влезла, куда было непрошено, и нашла три кучи раптоидного дерьма на свою голову, - взглянув на Шеррата, она быстро добавила: - Извини… - мысли снова вернулись к прочитанному днём о Серых Оракулах.
Шеррат понимающе кивнул и, присев на койку рядом с турианкой, приобнял её.
- Игнис, всё будет хорошо. В это надо верить, - проговорил охотник. И вновь взялся за книгу свободной рукой.
Снова стало тепло, как сегодня днём. Игнис повернула голову к рукописи и, просмотрев несколько строчек, положила голову мужчине на плечо. А потом её глаза оторвались от написанного и обратились к Шеррату. Янтарные глаза поблёскивали в полумраке комнаты. Чуть приподнявшись, Игнис мягко цапнула его зубами за мандибулу. От прикосновения турианки по телу Шеррата пробежала волна жара, а сердце бешено забилось в груди. Чёрный турианец немного склонил голову, и его лоб встретился со лбом турианки, а лицевые пластины оказались друг перед другом. Дыхание мужчины и женщины смешивалось, и кто знает, как бы повернулись события, не раздайся в полной тишине кашель Шаркана, донёсшийся из его кельи.
Отстранившись от Шеррата, Игнис тупо уставилась в рукопись, чувствуя, как горит под пластинами кожа - от нетерпения и наложенного на это нетерпение не сказанного вслух запрета. И если порыв тела ей удалось сдержать волевым усилием, подкрепленным жжением от занозы-осознания, что они не одни и что от любого звука старик может проснуться, то остановить в одну секунду лавину из мыслей, уже сорвавшуюся по совершенно иному руслу, и вернуть его в русло прежнее было намного сложнее.
- Нам пора ложиться спать, - сказала она, обращаясь скорее к себе, чем к Шеррату, и не отрывая глаз от даты “за тысячу сто семьдесят лет до Штурма куадшест-дсуа“. Догадка, о чём именно эта дата, крутилась где-то рядом, не даваясь в руки и сводя от этого с ума.
- Думаю, ты права. Ночь порождает загадки, а день - ответы, - мягко шелестнули страницы текста, так же легко поднялся и охотник. На секунду остановился у выхода, повернул голову к Игнис и, постояв мгновение, вышел. Она легла на лежак, и снова подняла глаза к потолку, только теперь давно ожидавшая своего часа усталость накатила на неё сметающей сознание сонной волной.
Игнис снились сверкающие чистотой и блеском белоснежные башни Карниса, словно рапиры вонзившиеся в плоть небес. Высокие и древние, как и сама древняя столица Империи. Когда Игнис родилась, даже память об этом городе стерлась из памяти целой расы. Но сейчас она увидела его так чётко и реально, словно была там, стояла в эту самую минуту на высоком карнизе или балконе.
Турианка проснулась от того, что почувствовала чей-то взгляд. Лениво открыв один глаз и повернув голову к проходу, она увидела в проеме тёмную фигуру Шаркана.
- Пора вставать, Игнис, - сухо проговорил старик и вышел.
Она рывком села на постели.
- Уже… - голос осёкся, когда Игнис увидела, что Шаркан ушёл. Снова всё внутри оборвалось и до слёз стало горько. Она окончателно поняла, что старик вчера говорил более чем серьёзно - про доверие и про то, что теперь она его лишена. Но нужно было идти.
Игнис встала, подняла с пуфа сложенную рубаху, оделась и вышла в зал. Комната Шеррата пустовала, ни в зале, ни возле кухни его не было. Шаркан, не обращая на Игнис внимания, стоял возле своей кельенки и прилаживал на пояс уже знакомый женщине меч.
- Я готова, - неуверенно сказала она. - Мне… что-то брать кроме пистолета?
- Берите то, чему доверяете, и то, чем умеете пользоваться, - сухо отозвался старик, даже не повернув головы в её сторону. - У меня есть армейский нож. Могу дать, - после недолгой паузы добавил Шаркан, пристегнув меч к поясу.
Игнис, немного поразмыслив, отрицательно мотнула головой. Пистолетом она владела лучше, да и не поможет ей нож, если ишин-ар снова навалится на неё, как случилось в прошлый раз.
- Ну, воля ваша, - безэмоционально ответил Шаркан, после чего молча взглянул на девушку. Кивнул, видимо соглашаясь с какими-то своими мыслями, и, прислонившись к стене, начал молча и меланхолично перебирать четки, что-то бубня себе под нос. Девушка невольно прислушалась и услышала: “Где тот воитель, что, смерть презрев, во славе прошлых лет воспет?” - произнес Шаркан, уставившись в одну точку и погрузившись в свои мысли.
Игнис почувствовала в теле странный холодок, онемение, лёгкость и свободу, словно она оказалась посреди огромной площади, наполненной… ощущениями. Сквозь эти ощущения на мгновение проступила тень живого существа - и тут же всё пропало: и лёгкость и необъятное пространство вокруг. Остались лишь холодок и пустой зал жилища Шаркана.
Старик повернул голову к Игнис и, увидев быструю перемену в её взгляде от робкого к заинтересованному, затем провалившемуся и, наконец, потерянному, поджал жвала и вышел из жилища.
- Шеррат скоро придет, - донеслось из коридора.

_________________________
1. Куадшест-дсуа - 42 (др. тур.). До принятия общегалактической системы счисления, турианцы пользовались собственной шестиричной. Следовательно, если число “42” перевести в десятичную систему, то получится “26”.