– Отмените приказ.
Это не было просьбой. Лезвие её клинка почти касалось его вен на шее, подсказывая единственный правильный ответ на это ультимативное требование. Но он слишком ей доверял, чтобы видеть в её действиях хоть малейшую угрозу.
– Убери меч, Энджил. Если бы ты намеревалась меня убить, я был бы уже мертв. Шантаж тебе не к лицу.
– Это не шантаж. Или следующая Ваша фраза отменяет отданный приказ, или мне придется залить этот кабинет Вашей кровью. Подумайте, стоит ли продолжать пустословить.
Эта шутка зашла слишком далеко. Он почувствовал легкую дрожь в коленях. Благо письменный стол скрыл эту унизительную реакцию его тела. Если Энджил обещала что-то сделать, она прикладывала максимум усилий, чтобы сдержать данное слово. Она не оставляла ему выбора. Можно, конечно, было солгать... но в этом случае пришлось бы убить женщину, а она была слишком ценна.
Он уже открыл рот, чтобы выдавить из себя то, что от него хотят услышать, как Энджил биотическим ударом отбросило к противоположной стене... В дверном проеме, вытянув руку вперед, стояла азари Эния Дир’шан. Её лицо можно было бы назвать безмятежным, если бы не легкий оттенок брезгливости, будто ей только что пришлось отогнать от себя мерзкую назойливую муху.
– Я же тебе говорила, Джон. Они распущены и своенравны. Будь осторожен, в следующий раз она сделает попытку прирезать тебя спящим.
– Это вряд ли, Эния. Энджи фанатично предана кодексу чести, а он не позволяет убивать исподтишка.
Джон не был глуп. Но его вера в чью-то честь была настолько наивна, что она еле сдержалась, дабы не поморщиться. Впрочем, что взять с того, кто в пятьдесят пять уже считает себя чуть ли не кладезем мудрости? Ей было под восемьсот. И она точно знала: любой «кодекс» рано или поздно будет испепелен непреодолимым желанием.
Способна ли Энджил на такие желания? Азари в задумчивости оглядела эту молодую женщину. Клинка в её руке уже не было: она успела его переместить в одно из своих «призрачных» хранилищ и всем своим видом демонстрировала открытость и безоружность. Не было в ней ни паники из-за сорванного плана, ни злости, ни досады. Умна. Такие, как она, не будут идти напролом, они подождут, пока жизнь снова предоставит «удачную возможность», и неминуемо воспользуются дарованным шансом.
– Тебе нужна охрана, Джон.
Мужчина, сидящий за столом, рассмеялся.
– Полагаю, нам просто нужно сесть и всё обсудить. – Он жестом указал на кресла на другом конце стола, предлагая Энии и Энджил воспользоваться данным предложением.
Наигранное спокойствие давалось ему с трудом. В сотый раз Алиса Моро самим своим существованием доставляла ему очередную проблему. Да, она была его дочерью. Но он уже давно сумел перерасти зависимость от родственных связей. Единение, которое рождает общая цель, намного крепче семейных уз. Любить кого-то только оттого, что в нем твои гены? Животный рефлекс. Не более того.
– Можем ли мы продолжить диалог наедине?
– У меня нет секретов от Энии, Энджил. И я не собираюсь отменять приказ. Если Алиса откажется исполнять мои приказы, ты должна её убить.
На сей раз Джону удалось удивить даже её. Ни один мускул на его лице не дрогнул, а ведь он приговаривал к смерти собственного ребенка. Эния подумала, что была права, доверившись ему. Этот человек принимал решения объективно и взвешенно, не примешивая ни эмоции, ни чувства. Только такие, как он, могли здраво оценить перспективы и следовать к цели любыми путями, не испытывая ни сожалений, ни угрызений совести. Абсолютная бессердечность и торжество разума.
– Она Ваша дочь.
– И я в полной мере исполнил долг отца. Стив потратил почти год на то, чтобы переписать её воспоминания. Всё это время он был занят ей, и мы топтались на месте. Каков итог? На первом же задании она сдалась Спектрам, а потом сбежала на Омегу.
– Но это не значит, что она предала нас.
Энджил ненавидела себя за то, что приходится лгать. Она знала, что Алиса ничего не утаила при допросе, но делиться этими знаниями с Джоном Моро не собиралась. Она должна сдержать обещание, данное девятнадцать лет назад.
...
– Почему ты решил остаться на Цитадели? Неужели привязанность к этому месту сильнее желания быть вместе со своей семьей?
– Хочешь сказать «вместе с тобой»? – Алекс Моро печально улыбнулся – Я не могу быть с тобой, Эндж.
Они сидели на песчаном берегу у залива и любовались багряным светилом, рисующим на воде искрящуюся дорогу к горизонту. Волны накатывали на берег, стремясь дотянуться до их разутых ног, принося из глубины разноцветные камушки и ракушки.
В отдалении на холме виднелся белокаменный особняк, выстроенный в классическом стиле, утопающий в зелени раскинувшихся вокруг садов. Резиденция семьи Моро... Сейчас, после смерти Дэвида Моро, дом казался почти заброшенным.
Она хотела сказать: «Я не могу без тебя, Алекс», – но это было бы враньем. Человек может смириться со всем. В этом понимании она черпала свою силу. Рано или поздно ей придется «жить дальше», так зачем тратить время на остановку... безрезультатно страдать от утерянных возможностей стать счастливой?
– Почему? – Ей было просто интересно, она не собиралась искать ошибки в его суждениях, если он всё-таки даст ответ на этот вопрос.
– Потому что иногда приходится делать выбор. Мы заблуждаемся, когда верим, что можем получить всё. Время сковывает нас, ограничивает. Если у человека больше одного увлечения, то он – лишь ничтожество, которое ничего не достигнет в этой жизни.
Она понимала Алекса, как никто. Разделяла его категоричность. Этот мир становился всё более поверхностным. Люди потеряли способность отдаваться чему-либо без остатка. Они распыляли себя на сотни увлечений, окружали себя толпой приятелей, давали тысячи ничего не значащих обещаний...
– И что выбрал ты?
– Сохранить и преумножить наследие деда.
Она знала, что речь идет не о деньгах. Несмотря на то, что Дэвид Моро был одним из богатейших людей, он, прежде всего, был политиком, жившим одной целью – отстроить и укрепить связи между расами во имя непреходящего мира, сотрудничества, взаимопонимания и уважения.
– Достойная цель. Моя – поскромнее. Четыре года назад я решила быть твоим другом, Алекс. Поэтому я помогу тебе.
Он откинулся назад и, улегшись на песок, закрыл глаза. Он выглядел не по годам взрослым. Возможно, тот груз ответственности, что он решил принять, сиюминутно сделал из этого юноши мужчину.
Она разглядывала его и в очередной раз убеждалась в несправедливости судьбы, даровавшей Алексу почти всё, что только может пожелать человек: обеспеченность, высокое положение в обществе, острый ум, невероятную красоту... Он был очень похож на мать. Темные, почти черные волосы «рваными прядями» обрамляли лицо, которое, казалось, было вылеплено гениальным скульптором в попытке воссоздать образ античного бога. Длинные густые ресницы, из-под которых всегда с пытливым интересом на мир смотрели изумрудного цвета глаза... Идеальная, цвета легкого загара кожа, которой позавидовала бы любая девчонка...
– Плохой выбор. Ты меня разочаровываешь. У тебя есть талант. А это не дар, это – обязанность. У тебя не может быть простой жизни... Ты должна взрастить и реализовать его...
– Я могу сделать это, следуя твоей мечте.
– Не идеализируй политику. Мне придется лгать, манипулировать, возможно, даже предавать и убивать. Нельзя расчистить грязь, не запачкавшись... Я знаю тебя, Эндж. Ты сделаешь всё возможное, чтобы удержать меня от этого. В гору идти и так непросто, а ты предлагаешь мне повесить себе на шею камень. Не надо.
Впервые она захотела посвятить себя другому, и впервые её отвергли столь грубо. Но она чувствовала правдивость высказанных Алексом слов, и в её сердце не было боли.
– И как, по-твоему, мне следует себя реализовать?
Алекс обнял её и прижал к себе. Она ощутила спиной тепло его тела, и в ней проснулась надежда, что они не расстаются навсегда.
Они не будут друзьями, семьей, но, быть может, они смогут стать любовниками?
– Я люблю тебя, Эндж. Даже не так... Ты единственная женщина, которую я могу любить... Вряд ли я смогу выразить то, что ощущаю, отказываясь от тебя. Но именно это заставит меня идти до конца. Ни одна будущая жертва не сравнится с той, что я приношу сейчас.
Она не могла не улыбнуться. Всё-таки она сможет быть ему полезной. Значит, она отдала ему себя не напрасно. Их чувства не были ошибкой. Издавна люди черпали силу в жертвоприношениях. Кто сказал, что любовь нельзя положить на алтарь? Возможно, такие мысли наивны, но им всего по шестнадцать лет. Они имеют право ошибаться.
– Так что делать жертвенному барашку со своим талантом, Алекс?
– Я бы подождал пару лет, а потом открыл службу экспресс-доставки.
Она рассмеялась, искренне надеясь, что его не обидит такое веселье.
– И лишить адресата нетерпеливого предвкушения от ожидания посылки?
– Ну, когда-то и письма были бумажные. Люди изнывали иной раз больше месяца, поджидая заветный конвертик. И никто не жаловался, когда была изобретена электронная передача данных.
– Зато исчезла возможность оправдаться: «я про тебя не забыл, это просто почта плохо работает».
Теперь рассмеялся и Алекс.
– Да. Что ни говори, но технический прогресс добавил «прозрачности» в межличностные отношения и этим самым их довольно усложнил. Тогда может, тебе стать журналистом? Освещала бы достоверные факты из самой гущи событий...
– Угу. И после первого «правдивого» репортажа сразу бы отправлялась на поиски новой работы. Может, мне попробовать стать Спектром?
Решение проблемы нашлось внезапно. Если ей удастся поступить на службу, они смогут быть союзниками. Шансы были высоки. Возможности её Истока не могли не заинтересовать Совет.
– Эндж, пожалуйста, не делай этого. Пообещай, что не будешь пытаться...
– Почему? Ты знаешь: мои способности – это дар для оперативной работы или разведки. К тому же мой отец владел додзе. Вместо игры в куклы, я с детства училась обращаться с оружием. Я знаю, холодное оружие в наш век применяется только для нарезания бифштекса, но, сочетая свои навыки с возможностью излома пространства, я могу нейтрализовать всё преимущество огнестрельного оружия...
– Тшшш, – Алекс прижал палец к её губам, прерывая поток аргументов, – Неужели не понимаешь? Мне будет невыносимо быть рядом с тобой. Есть раны, которые никогда не затягиваются. Видеть тебя – всё равно, что посыпать их солью. Нам обоим будет больно, Эндж. А боль дезориентирует, обессиливает, усложняет путь.
В этом был весь Алекс Моро. Он всегда пытался влезть на елку, не поцарапавшись. Но любить кого-то – значит принимать таким, каков он есть.
– Получается, во имя твоего комфорта мне нужно следовать за твоим отцом? Я не доверяю ему, Алекс. Даже твой дед ему не доверял и не только изгнал с Цитадели, но и лишил наследства.
Видимо, она была слишком резка. Алекс отстранился от неё.
– Я думаю, этим дед пытался создать те условия, при которых отец будет вынужден сам добиваться своего места в жизни. Дед видел в нем потенциал. И пусть мой отец националистичен, нетерпим, властен и не способен служить интересам Цитадели, но, поверь, он может сделать что-то по-настоящему великое для расы людей.
Она почувствовала стыд. Ей нужно научиться тщательнее обдумывать слова, прежде чем открывать рот. Джон Моро воспитывал её как собственного ребенка. Устроил в школу, чтобы она смогла получить достойное образование, дал место в собственном доме, интересовался её делами и хвалил за каждый, даже незначительный, успех. Но вместе с тем, помимо благодарности, в ней всегда жило чувство настороженности. Джон Моро её пугал. Она не чувствовала в его душе ни малейшей теплоты.
Пусть так. Она всё равно должна вернуть ему долг.
– Прости. Ты прав. Я буду следовать за ним.
– Эндж... – Алекс снова обнял её и поцеловал в плечо. – Ты свободна. Ты должна принимать решения, которые подсказывает тебе сердце.
Его правда была еще более жестока, чем её. У сердца было только одно желание – продолжать любить этого эгоиста и быть всегда с ним рядом.
– Почему ты выбрал политику?
– Потому что природа создала меня политиком. У меня нет сомнений. Синдром Вролика до сих пор остается неизлечимым заболеванием. И хотя теперь болезнь никак не отражается на физическом развитии, медицина пока не нашла способ восстановить синтез коллагена в костях. Одно неудачное падение или удар, и я рискую быть прикованным к инвалидному креслу до конца дней. Но, лишив меня здорового тела, судьба заставила меня полагаться только на свой разум. Можно было бы посвятить себя науке, но она вызывает у меня лишь скуку... Зато политика... Для меня это самая увлекательная игра, и я сгораю от желания начать в неё играть. Каждое полученное знание, умение – всё было ради неё. Я знаю, чего хочу добиться: вижу то, что нужно изменить, что нужно взрастить и развить, что уничтожить. Я хочу взобраться на самый верх, Эндж. Но не ради того, чтобы посмотреть на всех сверху вниз. Ради вида, от которого захватит дух. Мой дед начал отстраивать этот мир, я – закончу. Вся моя жизнь будет подчинена его завершению. И я надеюсь, это творение получится бессмертным.
Он говорил по-ребячески горячо. Но каждое его слово заставляло пылать её сердце. Великие идеи, непоколебимая вера в собственные силы и успех, желание пройти путь... Тогда они считали это высшим знанием, но это было лишь свойство юности. И они даже представить не могли, насколько сложно будет сохранить эту кристальную ясность и чистоту.
– У тебя получится, – она погладила предплечье его правой руки. – Иначе и быть не может.
– Эндж, у меня к тебе есть еще одна просьба. Знаю, не вправе просить, но мне больше не на кого положиться...
Она не могла обижаться на его беспардонное намеренье продолжать её использовать... Наоборот, она радовалась возможности быть ему хоть чем-то полезной.
– Моя сестра... Позаботься о ней. Ей всего девять лет. Она замкнута, нелюдима, ей тяжело найти общий язык с другими детьми... Доктора говорят, она так и не оправилась после смерти мамы. Единственное, что заставляет её улыбаться, – это пилотирование. Но там, куда её забирает отец, нет ни симуляторов, ни кораблей, на которых она сможет летать. Не оставляй её. Помоги ей. А если попадет в беду, спаси её. Пожалуйста.
Она сделала бы это в любом случае. Алиса напоминала испуганного звереныша, готового укусить – только приблизься, и, хотя она понятия не имела, как найти подход к этому ребенку, ей было невыносимо жаль девочку. Даже собственный отец избегал её. Да и они с Алексом были не лучше – оправдывая себя необходимостью учиться, всегда держались от неё на расстоянии. Ребенком занимался только Дэвид Моро, заменивший девочке и родителей, и друзей. Но теперь не стало и его... Так что, кроме неё, действительно некому позаботиться об этом ребенке.
– Я сделаю это. Обещаю. Может, в награду, выполнишь мою просьбу?
Хотя она этого и не хотела, но всё равно слова прозвучали как сделка.
Алекс хмыкнул.
– А Вы научились торговаться, мисс Широ. Возможно, из Вас тоже выйдет неплохой политик.
Он не злился. И она уже знала его ответ – он не сможет ей отказать. Сняв с себя цепочку, она вложила в его ладонь амулет – её лучшее творение, воплощающее единение Солнца и Луны.
– Я тебе никогда не говорила, в чем особенность этих амулетов... почему они позволяют мне перемещаться в пространстве. В каждый из них я вкладываю душу. В прямом смысле. Я могу её расщеплять и переносить в созданный мной предмет. Носи его. Хочу, чтобы частица моей души всегда была рядом с тобой... Но это не всё. Разреши мне раз в год пользоваться этим амулетом.
Он застонал.
– Эндж...
– Три часа. Я не отниму у тебя больше времени....
– Если мы доживем до ста лет, то в итоге ты у меня украдешь десять с половиной суток. Тебе не кажется, что это многовато?
Он шутил, но у неё всё равно появилось желание стукнуть его. Алексу нужно было избавляться от своего ужасного чувства юмора, иначе он и в самом деле рискует в скором времени пополнить ряды инвалидов.
– Ну, ты же захочешь узнать все новости: какие планы у твоего отца, что происходит в жизни твоей сестры. Так что, прося одолжения, я фактически становлюсь твоим шпионом. К тому же люди забывают о жертвах, если о них им не напоминать. Ты же не хочешь забыть?
– Энджил Широ, не вздумай лезть в политику, я не выдержу противостояния с тобой... Я согласен на твои условия.
Он сжал её еще крепче. Она же понятия не имела, как вырваться из этих объятий, как попрощаться... Корабль Джона Моро уже должен был подходить к ретранслятору... Она представила маленькую одинокую фигурку золотоволосой девочки, сидящей на смотровой палубе и вглядывающейся в беспредельный космос.
– Алекс, мне пора... Просто разожми руки, я открою дверь и пройду в неё, не оборачиваясь...
Его губы прижались к её шее, а пальцы стали тянуть край майки вверх... Это было неправильно. Они должны были остаться только друзьями, они никогда не переходили эту черту. Но она не чувствовала в себе сил его остановить.
– Ты уйдешь завтра с утра, Эндж, когда я буду спать. Ты всегда просыпаешься раньше меня. Эту ночь мы проведем вместе... Раз уж ты решила напоминать мне о жертве, должен же я в полной мере почувствовать то, чем жертвую...
Прошептав «не здесь», она сумела и остановить его, и преодолеть смущение, и дать ответ... хотя он и не спрашивал разрешения. Держась за руки, они стали подниматься вверх, пока не вышли на мощеную желтым камнем тропинку, ведущую к особняку.
Вокруг не было ни души. Они были единственными разумными существами приблизительно на пять-десять квадратных километров.
Солнце уже село и в воздухе разливалась прохлада ночи. Темнота и уединенность должны были порождать страх, но вместо этого пришло ощущение волшебства. В садах запел грустную песню соловей под стрекот расшумевшихся цикад и журчание ручьев. Мох и грибницы на коре деревьев излучали слабый свет... Раньше она не замечала его, так как садовник никогда не забывал зажечь фонари. Как глупо... Искусственное освещение скрадывало подлинную красоту ночи... В легкие врывался аромат ночных цветов, заставляя вдыхать воздух, будто в последний раз... Невозможно было надышаться. Хотелось плакать, но она боялась, что Алекс сможет разглядеть её слезы в зеленом свете снующих в воздухе светлячков. К тому же у этой ночи было две луны и миллиарды звезд. Они были настолько яркими, что казалось, будто кто-то на небо спроецировал карту млечного пути.
Она чувствовала, как её душа до краев наполняется благодарностью за этот прощальный подарок от мира, которому осталось быть её домом лишь одну ночь...
Сколько ни старалась, она так и не смогла выкинуть из памяти радость, упоение, наслаждение и боль той ночи. Её кожа помнила каждое прикосновение его ладоней и губ, шелка простыней, прохладу ветра, влетевшего в окно. Её рот навсегда запечатлел вкус поцелуя и смешавшихся слез – Алекса и её собственных. Её тело до сих пор хранило в себе ощущение трепета, почти невесомости, будто ему удалось освободиться от земного притяжения и взлететь, а также тепла, достигающего самых недр души и перерастающего в экстаз. В её голове по-прежнему продолжал звучать крик полный боли и отчаянья, услышанный, когда она обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на «спящего» Алекса... Уже тогда он был притворщиком. Да и она не лучше его. Сев в кровати, натянув на голову простыню, будто это могло оградить от позора собственной слабости, он продолжать кричать, она же, оставаясь невидимой, стоя уже на корабле его отца, не отрываясь смотрела на него, даже не пытаясь стереть льющиеся по щекам слезы.
Это была не единственная их ночь, проведенная вместе. Те три часа в год, что она выторговала у него для себя, тянулись до рассвета, а пару раз и до полудня... Но эти ночи были другими... Наверное, потому что в их душах больше не было чистоты. Он стал искусным лжецом, она – убийцей. Они надели на себя маски старых добрых друзей, достаточно раскрепощенных, чтобы заняться сексом друг с другом, раз уж это доставляет удовольствие. Но вместе с тем, в каждом их объятии и поцелуе не было ни капли фальши. Они продолжали любить друг друга... Еще сильнее, чем прежде. Пока не расстались действительно «навсегда». Она не видела Алекса больше десяти лет.
Иногда она пыталась предположить, как бы сложилась её жизнь, если б не было той первой ночи. Ведь именно тогда она окончательно запуталась в паутине собственного чувства. Отдала себя навсегда и без остатка. У неё не будет другого мужчины. Вспоминая звон его крика, она понимала – у него тоже не будет другой женщины. И продираясь двумя ведущими в разные стороны тропами, выбранными когда-то им, они будут всё дальше удаляться друг от друга. Но теперь эта мысль уже не порождала в ней чувства горечи.
...
– Энджил, это я и хочу выяснить: готова ли моя дочь по-прежнему следовать нашим целям. У меня задание. Для вас обоих.
Она внимательно вгляделась в его глаза, по всей видимости, ожидая продолжения. Энджил никогда не задавала вопросы, прежде чем получит исчерпывающую информацию. Ему нравилось это качество: готовность выслушать собеседника, и лишь потом сделать выводы.
– На одной из лун Урдака Ария Т’Лоак держит в заключении ребенка Энии. Мне нужно, чтобы ты его освободила и доставила на наш крейсер.
Брови Энджил удивленно поползли вверх.
– Вы же ардат-якши, Дир’шан. Разве ардат-якши не бесплодны?
– Как оказалось, нет, – азари холодно улыбнулась. – Вы уже знаете, что ардат-якши не способны разрушить нервную систему человека, в котором есть Исток. Почему же вас так удивляет, что от такого союза могут рождаться дети?
– Сколько лет этому ребенку?
– Около четырехсот. Чуть меньше. Когда я сбежала от юстициаров и высадилась на Вашей планете, Ваш мир переживал конец девятнадцатого века. Прекрасная эпоха. Красивые декорации, высокие идеалы и достаточная раскрепощенность для того, чтобы не прозябать в тоске и скуке. И, главное, эти охотничьи угодья находились вне зоны видимости Совета Матриархов. Ваши предки были еще далеки до выхода в космос, так что Земля не находилась под наблюдением. Там я встретила отца моего ребенка. Что говорить, я была шокирована тем, что он смог выжить... А своей беременностью – еще больше.
Хотя Энджил начало подташнивать уже после слов «охотничьи угодья», она всё же рассчитывала услышать продолжение истории. Но, видимо, Эния не собиралась продолжать свой рассказ.
– И что же заставило Вас вернуться на Тессию?
– Юстициары. Девять лет поисков, и они смогли обнаружить мое месторасположение. Я сбежала не одна. Вместе со мной храм, в котором меня держали, покинуло еще восемь ардат-якши. Массовый побег заставил Совет Матриархов бросить все силы на наши поиски. Если одна ардат-якши способна уничтожить население целого города, представьте на что были способны девять?
Она слишком хорошо представляла ответ. И поэтому ей не нравилось ни присутствие на их базе Энии, ни интерес Джона Моро к этим отродьям.
– Восемь ваших подруг были казнены. Предположу, что Вас спас только интерес Совета Матриархов к вашему ребенку.
– Вы проницательны. Так и было. Когда я родила, они забрали ребенка, но сохранили мне жизнь. Около двух столетий я провела в лаборатории и играла роль зверушки для опытов...
– И теперь Вы хотите отомстить.
– Нет, Энджил. Я лишь хочу вернуть то, что у меня отобрали. Материнство меняет как азари, так и ардат-якши. Мы становимся более терпимыми, спокойными, уравновешенными.
Энджил сомневалась. Азари не лгала, но она не говорила всей правды.
– Я не буду выполнять это задание, Джон.
– Предпочитаешь умереть?
Он забыл, что не имеет никаких прав указывать ей, а тем более стращать наказанием. Она не обещала служить и беспрекословно следовать его приказам, у него же не было достаточно сил, чтобы подчинить её.
– Вы объявляете мне войну?
Её спокойный голос вновь порождал в нем дрожь. Он так и не нашел способа влиять на эту женщину. Она была опасна. От неё следовало бы избавиться. Но он ей доверял. Если бы ему предложили описать эту женщину в двух словах, он бы ответил – «человек чести». К тому же Энджил была единственной, кто был способен видеть Исток в людях. Только она могла собрать ему армию, с помощью которой он сможет изменить этот мир. Отказаться от неё – значило поставить крест на цели.
– Нет, Энджил. Просто даю совет быть верной нашему общему делу.
– Тогда объясните мне, какое отношение имеет к Истоку освобождение ребенка Вашей любовницы?
Обстановка накалялась. Джон заметил сверкнувшую злость во взгляде Энии. Для азари, достигшей возраста матриарха, не было худшего оскорбления, чем слово «любовница». Энджил знала это и намеренно перешла к противостоянию. Она требовала правды. А он понятия не имел, как убедить её в правоте собственных суждений.
– Мальчик рожден от человека, обладавшего Истоком. Разве этого мало?
Энджил посетило ощущение, что происходящее не может быть реальностью. Мальчик? Азари были однополой расой. И от союза с представителями других рас рождались исключительно азари. Кто этот ребенок? Человек? Полукровка?
– Слишком много сложностей нужно преодолеть, чтобы на него взглянуть. Если Вам нужны дети с Истоком, можем снова прогуляться по колониям.
Эния вскочила, не в силах больше сохранять видимость спокойствия.
– Ты ничего не понимаешь, девочка. Тысячелетия назад ардат-якши поклонялись, как богиням разрушения, теперь нас заклеймили генетическими уродами. Собственные родители видят в нас лишь свой позор. Такие как мы рождаются только от союза двух азари. Стоит ли говорить, что такие союзы обществом не одобряются? Само понятие «чистокровка» в азарийском обществе давно превратилось в оскорбление. На тебя все смотрят, как некий результат постыдного совокупления. Некоторые из нас подделывают генетические татуировки, стремясь скрыть свою «чистокровную» правду. Мы стали считать себя неполноценной расой...
– Печальные факты. Но это Ваши внутренние проблемы. Какая польза для людей в том, чтобы помогать Вам?
Эния рассмеялась. Она переоценила эту женщину. Её способность к анализу пока еще находилась в зачаточном состоянии.
– Вы не понимаете? В скором времени азари поглотят остальные расы. У нас для этого есть всё: молодость, красота, долголетие... Люди будут первыми в списке рас, которые вскоре окажутся на грани исчезновения. Думаете, кто-то из вас сможет конкурировать с азари? Энджил, вам сейчас тридцать пять. И вы уже обречены на одиночество. Никто из мужчин людей не выберет Вас... Он предпочтет азари с её многолетней мудростью и неувядающей привлекательностью. Возможно, кто-то из представителей моей расы и снизойдет до Вас. Но ваши дети не будут людьми.
В словах Энии был резон, но она ошибалась. Азари полностью скидывала со счетов любовь. К тому же, несмотря на все перечисленные ею обстоятельства, межрасовые браки по-прежнему были редкостью, а это доказывало, что притяжение между людьми было сильнее, чем обаяние расы азари.
– Я не демограф, но вы явно преувеличиваете проблему...
– Я знаю, что Вы хотите сказать. До сих пор эта проблема себя никак не обозначила. Но это только потому, что азари стремились быть самобытными. Теперь всё поменялось. Совет Матриархов принял ряд законов. Первый запрещает браки внутри расы, а также рождение детей от азари. Второй направлен на социальный и культурный обмен: будут подписаны договоры с другими расами, открывающие свободный доступ их представителям на планеты, контролируемые Республиками Азари. В обмен другие расы предоставят аналогичный допуск представительницам моего пола. Третий направлен на обмен опытом: создание крупных межрасовых научных и исследовательских проектов. На всех ключевых планетах будут созданы наукограды. Совет Цитадели всецело одобряет такую политику. Они близоруки. Не понимают, насколько плачевным будет итог. Как часто Вы раньше могли встретить азари на родной планете или в колониях? Ответ и будет причиной отсутствия демографического кризиса у людей.
Сколько сейчас азари? Алекс ответил бы более точно, но её устроил и приблизительный ответ. Двенадцать миллиардов. Людей примерно столько же. Может, чуть больше. Конечно, есть еще другие расы, которые также попадают в сферу «брачных интересов» азари. Но как много она знает семей, в которых больше двух детей? Ни одной. В основном рождался один или два ребенка. Угроза «перенаселения» стала дамокловым мечом и изменила сознание людей. Не нужны были даже законы, ограничивающие рождаемость. Энджил смотрела в будущее и видела в нем угасание расы людей. Увы, Эния была права.
– И как может изменить ситуацию Ваш ребенок?
– Мы – не генетическая ошибка, мисс Широ. Мы спасение этому миру, рожденное природой. Природа спасает себя от истощения, порождая мор, болезни или таких, как я. Тессия задыхалась, когда появились мы. Но, уничтожая себе подобных, мы сохранили наш мир. Не это ли вы называете Истоком? Божественную силу, являющуюся отражением высшего замысла. Когда мне было триста лет, такова была моя правда. Но рождение ребенка и знакомство с Джоном её изменило. Я не ошибалась. Думаю, изначально природа признала: однополая раса – это ошибка, и стремилась её стереть. Но азари вышли в космос, стали взаимодействовать с другими расами, и появилась возможность нас исправить, не уничтожая. Мой ребенок – мальчик азари. Мы стали двуполой расой. Не думаете, что это было по воле Истока?
У Энджил не было ответа на этот вопрос. Но Исток действительно изменил судьбу целой расы. Это не могло быть случайностью. Это было волшебством, не подвластным существующим законам.
Но она не могла не видеть противоречия в доводах Энии. С одной стороны, азари утверждала, что появление ардат-якши было связано со стремлением природы сдержать популяцию, с другой стороны, выворачивала наизнанку свои же доводы, и получалось, что ардат-якши не более чем кисть, которой художник хочет закрасить собственное убогое творение. Непоследовательность всегда скрывает ложь.
– И что Вы будете делать, если Ваш ребенок еще жив и его удастся освободить?
Эния усмехнулась.
– Собираюсь открыть правду. Всем. Включая совет Цитадели. Ардат-якши не болезнь. Они – лекарство. Мы должны сохранять самобытность. Решать свои проблемы сами, а не пытаться сделать это за счет поглощения других рас. Но Вы же понимаете, насколько безумными будут казаться мои слова, если я не смогу представить доказательство?
Да. Она лгала. Теперь Энджил очень остро чувствовала это и надеялась, что эта ложь скрывает лишь желание матери вернуть сына.
– О каких доказательствах речь, Эния? Вы не знаете, способен ли Ваш сын иметь потомство, не является ли он ардат-якши так же, как и Вы. И если в Вас горит желание найти весомые аргументы, то, может, стоит пяти-шести Вашим подружкам в срочном порядке оплодотвориться?
Она еле сдержалась, чтобы не рассмеяться. Неужели она до сих пор одержима Алексом? Всякий раз, когда она начинала выходить из себя, он проявлял себя, говорил её устами.
Это были на сто процентов его слова. Именно это он сказал бы на её месте.
– И какова вероятность, что родится мальчик? Сколько ждать, пока эти дети повзрослеют, и удастся найти ответ на вопрос: чудовища ли они или спасение? – Джон Моро решил, что пора ему вклиниться в диалог. – Сто лет? Пока мы получим ответы, мир необратимо изменится. Азари станут доминирующей расой.
Что бы ответил Алекс на этот довод? Энджил не знала. Как никогда, он был нужен ей. Её не покидало чувство беспокойства. Будто принятие доводов Энии и Джона за истину приведет к ужасающим последствиям. Но она больше не могла говорить с Алексом. Она потеряла эту возможность. Они были по разные стороны баррикад. Так стоит ли сомневаться в уже принятом когда-то решении из-за эмоций, которые она не может логически объяснить?
– Есть данные о том, на каком из спутников Урдака держат этого ребенка, если, конечно, правильно так называть мужчину, которому под четыреста лет?
– Можете звать его Шионом. Точных данных нет. Но удалось определить три луны, на которых, предположительно, может располагаться его тюрьма. Увы, моему агенту пришлось покинуть Омегу раньше, чем ей удалось завершить поиски.
Это было, конечно, лучше, чем прочесывать спутники, которых было за пятьдесят. Тем более все они находились в собственности синдикатов и бандитских группировок Омеги, а это значительно усложняло допуск к ним.
– Джон, я правильно понимаю, что Алиса нужна лишь для того, чтобы доставить меня к Урдаку?
Если бы всё было так просто. Увы, ему снова приходилось полагаться на помощь дочери. И он надеялся, что память её уничтожена необратимо, иначе он может потерять, как минимум, Энджил и Лина. Это было бы катастрофой. Мир пришел в движение и требовал от него действий. Он не мог позволить себе терять людей.
– Нет, Энджил. Думаю, только Алиса способна получить информацию от Арии, на какой из трех лун держат Шиона. И она единственный во всей Галактике пилот, который может незаметно пройти систему охраны и приземлиться на спутник. Чем дольше исчезновение Шиона остается тайной, тем лучше.
Джон сгущал краски. Энджил не составило бы труда переписать записи системы наблюдения. Стив же, при необходимости, мог бы изменить память свидетелям. Можно было бы попробовать отключить систему охраны, проникнув в тюрьму с помощью амулета. Достаточно лишь узнать, кто осуществляет доставку продуктов питания, и подбросить амулет в ящики.
– В таком случае мне нужен Стив. Шансы на то, что удастся избежать встречи с охранниками тюрьмы, ничтожно малы.
– У тебя нет времени ждать Стива. Он с командой прибудет на Омегу лишь через полтора месяца. Его задачей будет или помочь тебе устранить Алису, или забрать её домой. В зависимости от результата миссии по освобождению Шиона.
Значит, Шион должен получить свободу. О том, как спасти Алису, она подумает позже... когда получит от этого трудного ребенка ответ на вопрос: почему она их предала?
– Есть еще нечто, что мне следует знать?
Джон Моро отрицательно мотнул головой.
Она уже применила излом пространства, чтобы перейти на Омегу, как подала голос Эния Дир’Шан.
– Один из моих агентов сейчас на Омеге. Вам следует встретиться с ней. Вряд ли она поможет с освобождением, но, возможно, ей уже удалось определить координаты тюрьмы и раздобыть иную информацию, которая сможет Вам пригодиться. Не удивляйтесь, эта девушка – дрелл. Её имя Вэйл Галлеон. Думаю, вы без труда её найдете. Скажите, что вы от Рейлы ди’Лэйн. Удачи, Энджил Широ.
Да. Удача ей не помешает.