«Кто ты, Алиса Моро?»
Её не переставали терзать поиски ответа на этот вопрос.
Она стояла перед панорамным окном и вглядывалась в мир Омеги, раскрывающийся, как на ладони.
Она любила этот вид: красное небо, постепенно растворяющееся в черноте надвигающейся ночи, высотные дома, будто парящие в воздухе, соединяющиеся паутиной эстакад... Здесь не было ни утра, ни дня: только ночь и закат, ничем не отличающийся от рассвета.
Проносящиеся мимо аэрокары, разноцветные огни, «танец» сменяющихся кадров на голографических экранах – это всё порождало в её душе какую-то беспричинную радость. В шуме двигателей, ритмах клубной музыки, доносящейся из-за приоткрытых дверей баров и дискотек, «кряхтении» наружной рекламы, даже «рычащем» хихиканье кроганов она слышала отголосок подлинной жизни.
Она вспомнила тот день, когда добралась до этой космической станции. Усталая, не выспавшаяся, измученная долгим перелетом, она разглядывала грязные доки космодрома и впервые в жизни ощущала покой: будто наконец-то оказалась в месте, которое может назвать домом.
Это и был её дом. Просто она забыла об этом.
«Кто же ты, Алиса?»
Есть ли душа у того, кто потерял почти все реальные воспоминания о своей жизни?
Она попыталась «просканировать» тело, в надежде обнаружить душу, но внутри жила лишь пустота... черной кошкой свернулась клубочком и мурлыкала себе под нос какую-то жуткую песенку.
Она действительно не знала, кто она.
Можно ли её назвать «хорошим человеком»?
Омега встретила с широко раскрытыми объятьями. Она чувствовала искреннюю привязанность, неподдельное участие и даже какую-то стеснительную радость. Но стоило ли этим гордиться, учитывая тот факт, что контингент Омеги состоял сплошь из криминальных элементов, различающихся только степенью испорченности?
Наверное, нет. Девушка печально улыбнулась и закрыла глаза.
Ветер, ворвавшийся в открытое окно, ласково трепал её волосы. Когда-то она уже чувствовала подобное... Сверкающий разноцветными огнями, расстилающийся под ней город... музыка, голоса, чей-то задорный смех, плач ребенка, «рев» проносящегося мимо мотоцикла, слившиеся в единую какофонию, эхом отдавались внутри неё... Ветер проникал сквозь кожу, взламывая замки и даря ощущение свободы... Она будто стояла на краю пропасти и собиралась сделать шаг вперед.
Алиса почувствовала, как начинает задыхаться... Нужно было остановиться. Всякий раз «погружаясь» в очередное дежа вю, пытаясь восстановить утраченные воспоминания, она ощущала невыносимую боль. «Гипервентиляционный синдром» – такой диагноз поставила врач азари и порекомендовала не форсировать события: память сама вернется, когда придет время.
Но девушка чувствовала, что это больше, чем банальная амнезия. От её души остался лишь огрызок.
– Еще немного, и Вы просверлите дырку в моем затылке, Дарэн Криос.
Он зашел в номер почти бесшумно. Её очень сильно раздражала эта его манера – беспардонно вламываться без стука и приглашения, будто он был частью её жизни.
«Три, два, один... сейчас он скажет...»
– Прости.
Он встал рядом с ней. Его ладонь была всего лишь в нескольких сантиметрах, и она с трудом подавляла желание взять его за руку.
– Что-нибудь вспомнила? – От мягкости и плохо спрятанного сочувствия, сквозивших в его голосе, ей захотелось устроить истерику и разреветься. Можно в обратном порядке.
Что он значит для неё? Она не помнила.
Первые воспоминания о нем принадлежали событиям двухмесячной давности.
Тогда она даже представить не могла, что её жизнь не более, чем фальшивка.
Лишь изредка, не понимая, почему пересоленный бульон вызывает в ней больше эмоций, чем воспоминание о сапоге крогана, раздавившем череп младенца, она ощущала в себе какую-то поддельность. Ей было плевать на кроганов, а вот повар вполне заслуживал, с её точки зрения, смерти.
Встреча с Дарэном Криосом разбудила её.
Задание не было сложным. Всего лишь проникнуть на Цитадель и убить двоих: лидера союза кланов кроганов Рекса Урднота и турианского Примарха. Сделать это нужно во время переговоров по вопросу раздела месторождений. Смерть первых лиц во время мирного урегулирования конфликта должна была разжечь пожар войны, затихший на несколько сотен лет, с новой силой. Такова была цель. И она собиралась отыграть свою роль. Она не испытывала ни жалости, ни сожалений. Пусть воспоминания и не трогали ей сердце, казались не более, чем картинами когда-то просмотренного фильма, но те зверства, которые они запечатлели, не заслуживали прощения.
Она стояла в кабинете Советника кварианцев и наблюдала за секундной стрелкой, медленно ползущей по циферблату. До начала операции оставалось менее четырех минут. Использовать переговорные устройства в самом сердце Цитадели было чересчур рискованно: сигнал могли перехватить как Спектры, так и СБЦ. Поэтому, планируя операцию, они решили полагаться лишь на время.
В этом была некая ирония. Время было её сутью. Она могла управлять им: ускорять, останавливать, отматывать назад, возвращая жизнь поломанным предметам. Энджил назвала эту способность Истоком.
Исток жил в каждом из них, но выражался в разной форме. Роднило только одно – над способностями, которые дарил Исток, не властвовали законы природы. Тысячелетие назад её предки нашли название для этого феномена – «магия» и стали сжигать на кострах всякого, кто, по их мнению, нес в себе это проклятие.
Ей нужно было лишь остановить время в соседней комнате, где уже вовсю шли переговоры, если судить по доносящейся ругани, которую не смогли заглушить даже звукоизоляционные перегородки. Восемь минут – это её предел. Но Энджил этого времени будет вполне достаточно, чтобы, оставив гору трупов, исчезнуть из зала совещаний.
Секундная стрелка неумолимо отматывала последний круг. Именно в этот момент ей показалось, что лишь шаг отделяет её от подлинной катастрофы. Она не должна была находиться здесь. Это какая-то ошибка. Дурной сон.
Дверь открылась, и у неё вырвался вздох облегчения. Она не могла переместить вектора времени, пока рядом находился органик.
На вошедшем была надета форма Спектр, но стоило ли беспокоиться? Стивен должен был изменить его память, и сейчас мужчина видит в ней никого иного, как Аманду Линс – помощницу Советника кварианцев. Осталось лишь включить переговорное устройство и непринужденно произнести: «Советник, я не сумела найти нужные документы».
«Да катись оно к черту», – пронеслось у неё в голове, и, включив связь, прекрасно осознавая, что подписывает себе приговор, она произнесла: «Операция отменяется».
Что теперь? Тюрьма? Но она предчувствовала: в заключении её поджидала долгожданная свобода.
Парадокс? Бред? Женская логика?
Она не стала сдерживать смех и с вызовом посмотрела в глаза Спектру.
Да. Это было невероятно похоже на пробуждение.
До этого момента её жизнь была бесконечным блужданием в темноте. Теперь же она, наконец, видела свет. Он был настолько ярок, что слепил глаза, заставляя плакать. Именно этого момента она ждала. Именно к нему она стремилась, преодолевая миллионы стен. Почти животная радость дрожью отдавалась в теле.
Мужчина бросился к ней. Она ожидала боли в скованных запястьях, каких-то бессмысленных вопросов... но он почему-то обнял её.
Она хотела остановить время навсегда... чувствовать прикосновения его прохладных ладоней, столь похожие на ласку волн, нагретых полуденным солнцем, слышать его мелодичный голос с легкой хрипотцой, звучащий прямо в её сердце, ощущать жизнь в каждом вдохе и безумно любить свое настоящее.
– Я думал, что никогда не увижу тебя. Алиса, что произошло? Почему ты здесь? Я схожу с ума? В каждом твоем жесте, взгляде, прикосновении я узнаю тебя, но мое сознание продолжает мне твердить, что ты какая-то Аманда Линс...
Она отстранилась, чтобы посмотреть на него. Острая боль пронзила каждую клеточку тела вместе с осознанием того, что с ней сотворили нечто жуткое и непоправимое.
– Вы знаете меня? Меня действительно зовут Алиса. Вам изменили память, поэтому Вы думаете, что я Аманда... И, судя по всему, мне тоже... Я совсем не помню Вас... Вы знаете, кто я на самом деле? Знаете настоящую меня?
Она бы отдала огрызок своей души... без остатка... лишь бы забыть ту боль, что она увидела тогда в его глазах.
И теперь, слыша от него вопрос: «Ты вспомнила?», она начинала чувствовать, как внутри неё бьется, пытаясь сорваться с цепи, какое-то хтоническое чудовище.
– Почему Вы еще на Омеге, Дарэн? Разве Спектр может себе позволить столь долгие каникулы?
Спектр мог себе позволить всё, что угодно. Не было ни одного табу: главное, суметь обосновать, что все действия совершаются в интересах Галактики в целом. Его пребывание на Омеге вполне можно было запихнуть в эти рамки.
Но истинная причина была в том, что он хотел быть рядом с ней. И дело было вовсе не в том, что формально она была в числе сбежавших заключенных, и, наверное, его долгом было вернуть её на Цитадель. То, что с ней случилось, – это его вина. От начала и до конца. Если говорить метафорично, именно он подвел её к краю пропасти и столкнул вниз, искренне веря в то, что у неё есть крылья и она сможет взлететь. Теперь они на самом дне... Он соберет её... кусочек за кусочком... сколько бы сил и времени это ни потребовало.
– Стечение обстоятельств. Я не смогу в одиночку, без команды, долететь до Цитадели. Оставлять же свой корабль уголовникам Омеги никак не укладывается в мои представления о том, в чем состоит долг Спектра.
Она угнала Нормандию. Во второй раз. Он должен был негодовать, но вместо этого его душил смех. Это всё та же Алиса Урднот Моро, для которой просто не существует слова «нельзя». Определяющим является исключительно «хочу» или «над этим можно будет всласть поржать». Видимо, похищение военного фрегата вместе со Спектром девушка находила вполне забавным.
Он бы солгал, сказав, что её «успех» не задел его гордость. Дарэн был уверен, что почти за двадцать лет службы он научился безошибочно угадывать мотивы и «считывать» намерения. Наверное, следовало благодарить за это эйдетическую память. Она «архивировала» всё: жесты, мимику, малейшее движение глаз, изменения ритма речи и дыхания, еле уловимые реакции тела... Со временем он сумел систематизировать и обработать полученную информацию, создав внутри себя нечто вроде детектора. Теперь ему не нужно было прибегать к анализу: если кто-то начинал лгать, юлить, манипулировать – он замечал это сразу же.
Но в отношении Алисы детектор не работал – все её действия и реакции не поддавались логическому пониманию. Она всегда была искренна, но при этом её намерения менялись с молниеносной скоростью, равно как и её представления о том, что является правдой.
В тот день он впервые ненавидел себя за то, кем он является. Долг обязывал его выяснить все детали инцидента, но видеть её в кресле для допроса было просто невыносимо.
Она ничего не скрывала. Спокойным голосом, лишенным эмоций, она рассказывала о планах своего отца, от которых кровь стыла в жилах. Из неё будто «выкачали» жизнь и обрекли лишь на жалкое существование. Она ничего не помнила: ни о своем детстве, ни о жизни на Омеге и Тучанке, ни об их совместной миссии, ни о тех, кому была дорога. Она прозябала среди бесцветных картин, нарисованных каким-то безумным художником: на них не было ничего, кроме крови и смерти. К счастью, эти картины не породили в ней ни желание мести, ни жажду войны... Но они сломали её... Разъединили.
– Еще вопросы будут? – Она в упор, не мигая, смотрела на своего брата. – Нет? Тогда, может, отметим встречу? Чай, печеньки, просмотр семейного альбома...
Он улыбнулся, наблюдая за реакцией Алекса Моро. Потеря памяти – ничто для таких крепких семейных уз. Советник людей никогда не перестанет смотреть на свою сестру, как на надвигающуюся катастрофу, Алиса же никогда не упустит шанса всласть поглумиться над братом. При этом они на редкость удачно друг друга дополняли. Спонтанность и неуправляемость Алисы подрывала веру Алекса в то, что вся Вселенная строится в соответствии с его замыслом, и не позволяла развиться «синдрому Бога». В ответ её брат пытался контролировать все аспекты жизни сестры, не позволяя сойти на «кривую» дорожку, которая, по каким-то непонятным причинам, магнитом притягивала Алису.
– Ты правда на это рассчитываешь? Ты думаешь, после твоей неудавшейся попытки убить Рекса Урднота я буду вести милые беседы, играя роль заботливого брата?
– Осторожнее со словами, Алекс. Мы не одни. Мистер Криос может догадаться, что ты рассчитывал на мой успех.
Он уловил шум возни у входа в комнату для допросов. Кроганы.
Спустя секунду в помещение влетел крайне раздраженный Рекс Урднот, а за ним четверо охранников СБЦ.
Наверное, не стоило обострять и без того натянутые отношения между Специальным корпусом тактической разведки и Службой безопасности Цитадели. Но в данную минуту он хотел только одного: вытащить Алису из этого затянувшегося кошмара. Нельзя было допустить, чтобы информация попала к СБЦ.
– Вон. – Он с трудом узнавал свой голос. Жесткость, безапелляционность: раньше он никогда не вкладывал их в свои приказы.
Охрана СБЦ беспрекословно покинула комнату, но рассчитывать на такую же покорность со стороны крогана не приходилось.
Рекс весьма грубо отпихнул его и прошествовал прямо к Алексу.
– Ты совсем рехнулся, Алекс Моро?
В голосе крогана звенела ярость. Он с трудом себя сдерживал, чтобы не начать всё крушить направо и налево. Но потом перевел взгляд на спокойное и безмятежное лицо Алисы и «оттаял».
– Привет, пыжак...– прохрипел он почти ласково.
Сколько еще раз ему придется видеть эту картину... Тот же взгляд, что и тогда в кабинете Советника ЛеЗара Раан, только обращенный не на него, а на Рекса Урднота. Её тело била легкая дрожь, а из уголков глаз по щекам стекали слезы, заставляя сомневаться в реальности происходящего. Алиса никогда не плакала. Как бы больно ей ни было, её глаза всегда оставались сухими. Он не задавался вопросом «почему?», считая это физиологической особенностью её организма. О боги, ей нужно было потерять память, чтобы он, наконец, увидел правду и осознал, насколько сильно ошибался.
Она облачила душу в броню, возвела непробиваемую стену и продолжала идти вперед... шаг за шагом... но внутри этой брони её душа продолжала плакать... в одиночестве...
Он чертыхнулся, заметив, что её слезы произвели столь же сильное впечатление и на крогана, и бросился вперед. Нужно схватить этого безумца до того, как он убьет Алекса. Но хватит ли ему сил сдержать «взбесивший танк»?
– Успокойся, Рекс. Всё гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. – Удивительно, но в голосе Алекса не было ни тени страха. – Несколько часов назад моя сестра планировала тебя грохнуть. По счастливой случайности Дарэну Криосу удалось нарушить её планы.
– Ты вроде бы не идиот, парень. Неужели надеешься, что я поверю в этот бред? Она часть клана. Она Урднот, твою мать! Так что напряги мозги и выдумай более правдоподобное объяснение до того, как я их из тебя выдавлю.
Рука сама потянулась к пистолету с парализующими ампулами. Выбора не было. Ситуация обострялась с каждой секундой... Хотя Рекс был одним из самых вменяемых представителей своей расы – с ним даже можно было вести диалог, не обнимая при этом гранатомет, были моменты, когда самоконтроль отказывал даже Рексу Урдноту, и он становился таким же берсеркером, как и его сородичи.
Именно эта их черта заставляла другие расы видеть в кроганах угрозу и соседство с ними воспринимать как сидение на ящике со взрывчаткой. В принципе, если не палить и не разжигать огонь, катастрофы можно было избежать. Беда была в том, что у этой взрывчатки были мозги и заточены они были на одно: провоцирование соседей всеми возможными способами. Но Рекс как-то умудрялся справляться со своими охламонами. Лишь один раз, десять лет назад, ситуация почти вышла из-под контроля, когда люди и кроганы не смогли поделить залежи тория. Тогда впервые за время правления Рекса пролилась кровь, но огонь зарождающейся войны всё же удалось погасить. Не без участия Алекса Моро, которого в итоге стали считать чуть ли не богом дипломатии.. Люди видели в нем талантливого стратега, который смог избавить их от санкций со стороны кроганов и вернуть рудники, кроганы же признали его «своим парнем» – ведь он добился для них места в Совете. Пожалуй, только он знал, кем на самом деле является Алекс Моро – циничным манипулятором, которому удалось убить трех зайцев одним выстрелом: развеять собственную скуку на заседаниях Совета (по его словам, выступления Советника кроганов просто «божественны»), упрочить свой «трон», приобретя неоспоримый вес для Альянса людей, и избавиться от необходимости опекать родную сестру. В результате Алиса Моро формально стала гостьей клана Урднот, а в действительности – заложницей мира. Ей было всего двадцать лет... Она должна была знакомиться, влюбляться, ходить в кино и на вечеринки, носить красивые платья, гулять по пляжам Цитадели, собирая ракушки... вместо этого она шесть лет была заперта на Тучанке, едва пригодной для жизни... среди кроганов, гор из радиоактивного щебня и соляных пустошей...
– Я правда часть клана Урднот? – Этот вопрос, заданный почти шепотом, вмиг успокоил Рекса. Хотя нет. Ярость и желание убивать по-прежнему кипели в нем, но, по крайней мере, теперь он мог их контролировать.
Её голос... То, что происходило с ней сейчас, – это катарсис. Он еле себя сдерживал, чтобы не попросить её: «Пожалуйста, не нужно считать себя чудовищем».
– Кто-нибудь мне может объяснить, что за чертовщина здесь творится?
Он не мог найти нужные слова, чтобы ответить на вопрос Рекса. Можно было дословно воспроизвести сказанное нейропсихологом – доктором Таис Широн, но кроган не сумел бы уловить суть. Он уповал на то, что у Алисы и кроганов больше общего, чем кажется на первый взгляд... что крогановская тупость заразна...
Ибо суть диагноза Широн сводилась к одному – необратимости. Кто-то создал для Алисы новую реальность. Прежняя продолжала существовать где-то в недрах её памяти, но Алиса никогда о ней не вспомнит: человек не может принять две реальности и при этом не сойти с ума. Возможно, в памяти всплывут какие-то фрагменты, не более того...
Он не понимал, как такое возможно, равно как и то, почему до сих пор видит в Алисе Аманду Линс, зная всю правду. Не смогла объяснить это и Таис Широн.
– Если вкратце, Рекс, вместо счастливых лет на Тучанке: задорного мордобоя, веселых пьянок и азартной охоты на варренов, моя сестра помнит только камеру с маленьким окошком, сквозь которое за ней следило ваше прикрытое вуалью из гари небо, – пояснил Алекс. – Такова сейчас её правда.
Он готов был убить Алекса Моро за бесчувственность, почти граничащую с пренебрежением. Алекс совсем не чувствовал её. Как она сходит с ума, погружаясь всё больше и больше во тьму, пытаясь найти ответы на вопросы: кто она? почему она пыталась уничтожить Рекса Урднота, которому так дорога? как ей это принять и жить дальше?
– Твою мать. – В голосе крогана появилась осмысленность.
Алекс пожал плечами.
– Не факт, что она вспомнит даже, что такое ринкол.
– Это же ведь ваш гавнюк-папаша? – кроган опять начал выходить из себя. – Тварь. Твою мать! Аааааааа! Хочет крови кроганов? Мы дадим ему её столько, что он захлебнется в ней. Увидишь. Славная будет война.
– Успокойся, Рекс. Ты не можешь открыто выступить против него.
– Ты из ума выжил? Ха! Кто мне запретит? Может, ты, слизняк мягкотелый? Джон Моро хочет моей смерти. Вот мы и поговорим. Дробовиками. На языке моих предков.
– Не подумай, что я отговариваю тебя, Рекс, но если правда выйдет из этих стен, то для Алисы выбор будет невелик: пожизненное заключение или казнь.
Кроган метался из угла в угол и рычал, как загнанный зверь.
Его посетило безумное желание сделать то же самое. Он знал: слова Алекса не были преувеличением. Ответственность за попытку спровоцировать межрасовый конфликт была максимальна.
– Её оправдают. Пыжак неадекватна. Её память изменили.
– С каких пор попытку убийства можно оправдать фразой: «Простите. Я просто забыла, как мы классно проводили время на Тучанке»? Память – лишь информация. Выбор «убить» или «оставить в живых» делает наше «я». И тот, кто имеет хоть малейшие понятия о нравственности и морали, в ком есть хоть капля сострадания, не будет делать выбор, который приведет к миллиарду жертв... Ты знаешь, что было бы, если б план удался. Война захлестнула бы твой мир. Кроганы не боятся войны. Я знаю, вы верите в то, что в сражениях ваш дух крепчает, делается сильнее... А обретение силы – это и есть суть крогана. Но вспомни генофаг, тысячи мертворожденных детей, истерзанные тела ваших женщин, идущих на самые жестокие эксперименты в надежде, что они помогут остановить увядание вашей расы. Вот они – последствия войны с турианцами. Ты не хуже, чем я, знаешь, Рекс, что мир лучше войны. Но один неверный выбор, несколько точных выстрелов, и твой мир был бы необратимо кем-то нарушен. Кем-то, кто решил, что у него есть право убивать, право решать судьбу целых народов, просто потому, что «так приказал папочка»...
С него было достаточно.
Он видел, как дрожит Алиса, и понимал: каждое слово её брата попадает прямо в сердце.
Она молчала, не пыталась заткнуть этого напыщенного самодура... Значит, уже поверила в то, что она – чудовище.
Сможет ли он разубедить её? Поверит ли она в то, что чудовища не ужасаются содеянному? Что чудовищам всё равно...
Он постарался взять себя в руки.
– Алиса Моро пыталась добыть информацию у Советника кварианцев. Что это за информация, кому она понадобилась и с какой целью, пока выяснить не удалось. Я продолжу допрос. Советник, прошу Вас покинуть помещение. Аналогичная просьба и к Вам, Рекс Урднот. Надеюсь, вы понимаете, что нахождение гражданских во время допроса недопустимо.
Он склонил голову в полупоклоне, прощаясь с обоими.
– Рэн, не нужно включать Спектра...
Его терпение подошло к концу.
– Если я выключу Спектра, то, боюсь, всажу в тебя пулю, Алекс.
Это замечание понравилось крогану. Видимо, их чувства в данный момент были созвучны. Перед тем как выйти из помещения, Рекс Урднот похлопал его по плечу.
Благо Алекс тоже всё понял и ушел вслед за кроганом.
...
– Я против лжи, Дарэн. Я хочу, чтобы правда о моих целях стала известна.
Он простонал, осознавая, что опоздал. Она уже сошла с ума.
– Ты же знаешь, что это повлечет за собой. Ты думаешь, я это допущу?
– Мне не нужна Ваша жалость. Я не калека. Я не потеряла руку или ногу. Лишь память... И Вы всерьез полагаете, что сможете заткнуть мне рот?
Её переполнял гнев. Опасное состояние. Достучаться до её разума было практически невозможно.
– Нет. Просто запру там, где тебя никто не услышит. И говори, сколько душе угодно. У Спектра есть такие полномочия.
– Зачем Вам это?
Он не знал, какой ответ дать на этот вопрос. Правду? Но это был совсем неподходящий момент для признания в любви.
– Я знаю, кто ты на самом деле.
– И кто я?
Гнев ушел. Она вглядывалась в его глаза, словно силясь угадать: соврет он ей или расскажет правду.
– Алиса Урднот Моро. Хотя обычно, представляясь, ты называешь только фамилию Урднот и с гордостью добавляешь, что «завалила молотильщика». Больше всего ты ненавидишь собственный страх. В детстве ты чуть не утонула. Но это не оттолкнуло тебя от воды. Наоборот. Ты погружалась в неё и начинала дышать. Захлебываясь, ты преодолевала свой страх, пока не приручила воду. Теперь в воде ты похожа на русалку. Тебе нравится красивая дорогая одежда, но ты её не носишь, потому как под ней невозможно спрятать дробовик. Ты была рождена быть принцессой, но судьба что-то напутала и подкинула тебе судьбу настоящей бандитки. Ты дважды угоняла корабль и сбегала на Омегу: один раз от отца, второй раз – от меня. И, кстати, ругаешься ты иной раз, как настоящий кроган. Ты говоришь, что обожаешь ринкол, но совсем не умеешь пить. С первого же глотка тебе сносит крышу, и ты начинаешь до всех докапываться. Однажды твоей жертвой стал саларианец. Ты два часа его пытала, желая выяснить, каково это – высиживать яйца, пока не уснула. Наставив на кого-то пистолет, ты до последнего будешь надеяться, что стрелять не придется. Я вообще не понимаю, зачем тебе оружие. Однажды я об этом спросил, в ответ ты обозвала меня дураком и пояснила, что «переговоры с оружием – признак стиля». Ты можешь разглядеть хорошее даже в конченом подонке. Может, поэтому их магнитом тянет к тебе? Жизнь много раз пыталась сломать тебя, но ты скрываешь это ото всех... Ты хочешь искренних чувств, но боишься в ответ получить только жалость. У тебя поразительные способности. Ты можешь управлять временем, но тратишь их на всякую ерунду. К примеру, на «секундное» переодевание, устранение сколов на мебели, жульничество в гонках на истребителях. Ты – патологическая зазнайка и всегда хочешь быть первой. В чем-то ты действительно лучшая... в пилотировании кораблей тебе нет равных. Наверное, потому, что пилотирование – твоя подлинная страсть. Твое главное оружие – сарказм и насмешка. Ими ты почти любого можешь пронять до слез. Однажды я видел, как плакал кроган, бубня: «Алиса – ты мерзкая гадина». Но ты не мерзкая гадина. Ты просто ребенок, когда-то лишенный семьи и любви, втайне мечтающий о том, как однажды найдет место, которое станет для него домом... ребенок, панически боящийся, что кто-то разгадает эту мечту и посмеется над её незначительностью... ребенок, ненавидящий себя за этот страх...
Он хотел добавить: «ребенок, которого я люблю и поэтому не могу еще раз потерять», но не успел...
– Мы были друзьями?
Этот невинный вопрос заставил его почувствовать себя полным идиотом. Он часто пытался представить: каким бы было его настоящее, если бы она его не задала. Бывают моменты, которые несут в себе волю Судьбы. Будто боги действительно существуют, наблюдают за нами и в решающий момент помогают избежать ошибки. Он слишком хорошо помнил, к чему привела их попытка стать друг для друга чем-то большим. В течение полугода он наблюдал за тем, как из неё утекает жизнь. Это не метафора. Её каюта превратилась в больничную палату – удушающий запах медикаментов, раздражающее пиканье сканера, игла капельницы, вколотая в её руку... Он заходил к ней каждый час, чтобы посмотреть на монитор и убедиться: её сердце продолжает биться... 24 удара в минуту, 16 ударов, 7... Иногда она открывала глаза... Он смотрел в них и понимал, что начинает ненавидеть эти вытянутые вертикальные зрачки, будто у кошки... Глаза Истока. Он мог это прекратить. Он был капитаном. Его приказы не обсуждались. Нужно было лишь ввести снотворное и перенести её в медицинский отсек для проведения операции. Это был бы правильный выбор. Но чувства уничтожали его – делали слабовольным. Он мог спасти ей жизнь, но потерять при этом её саму. И он малодушно предпочел рискнуть всем. Надеялся ли он? Нет. Такие эмоции были чужды его рациональному сознанию. Просто её смерть и её ненависть к нему были тождественны друг другу, поэтому в выборе не было никакого смысла.
Кто-то подарил ему шанс всё исправить.
– Мы и сейчас друзья, – ответил он.
Алиса почти минуту задумчиво вглядывалась в него, будто пытаясь переварить полученную информацию.
Да, анализируя последующие события, теперь он понимал: именно в то мгновение её собственное «я» снова вернулось на привычное место – в самый центр Вселенной.
– Мне так хочется увидеть корабль, на котором мы летали...
Выполнить эту просьбу ему ничего не стоило.
– Могу я посидеть в кресле пилота? – Она спрашивала с робкой надеждой, и он просто не смог ей отказать.
– Полетаем? Совсем чуть-чуть... – он знал, какое наслаждение ей доставляет полет. Ради этого можно было и преступить закон.
– Один разок через ретранслятор... Ужасно интересно, каково это: проходить ретранслятор, будучи пилотом.
Вот здесь ему следовало насторожиться. К тому же до ретранслятора было несколько часов лета... Но вместо этого он гадал: вернут ли эти ощущения хоть какие-то её воспоминания. Он даже не заметил, как она подменила координаты... В результате вместо соседней системы они оказались в системе Сарабарик. И всё стало настолько очевидно, что не было смысла тратить силы на требование развернуть корабль.
– Надеюсь, ты осознаешь, что только что не только совершила побег, но и похитила корабль вместе со Спектром?
На долю секунды ему показалось, что она выдавит из себя только привычное «упс».
– Что поделать... Я хочу жить. Только не просто жить, а жить на свободе. И мне всё еще хочется верить, что похитила я не Спектра, а друга.
Вот так она загнала его в угол.
Так почему он всё еще здесь? И почему об этом она спрашивает именно Спектра?
Ему показалось, что она сумела прочесть его последний невысказанный вопрос: её рука сжала его руку.
– Я могу возразить, сказав, что на Омеге найдутся тысячи, готовые за умеренную плату помочь тебе с кораблем. В ответ ты скажешь: это позор для Спектра нанимать уголовников на корабль. Дальше мы скатимся к обсуждению истории, запечатлевшей, что Спектры иной раз не гнушались прибегать к помощи и более ужасающих «персонажей»: Серый посредник, Организация и даже Жнецы.
– Предлагаешь поговорить о чем-то более приятном?
Наконец, она стала обращаться к нему на «ты». Это было начало. Даже Омега перестала казаться ему столь угнетающей.
– Боюсь, не получится. – Она рассмеялась. – Ты же ведь пришел не просто так? Старушатина опять хочет меня видеть?
У неё напрочь отсутствовало чувство самосохранения. Виновато стремление к уникальности? Бесспорно, она была единственной женщиной на Омеге, которая не боялась так называть Арию Т’Лоак. Просить её этого не делать было бесполезно. Он уже успел для Алисы стать той бабушкой, назло которой она с удовольствием отморозит уши.
– Угадала.
– Может, воспользуешься своими полномочиями Спектра и арестуешь её?
Ему стало интересно, действительно ли она этого хочет или ей просто не хватает повода для веселья?
Дарэн хмыкнул, прежде чем спросить.
– И от кого ты больше хочешь избавиться: от неё или от меня?
Хотя вопрос был задан в шутливом тоне, Алиса почувствовала легкую грусть. Она действительно избегала Дарэна. Она безумно хотела его вспомнить. Но это желание было сродни плитке шоколада для диабетика.
– Я ревную. Она забрала тебя в обмен на парочку уродцев, которые тыкают дробовиками в каждого, кто пытается ко мне приблизиться.
Это было необходимо. Присутствие Спектра нервировало все синдикаты и банды Омеги. Ну и конечно же Ария Т’Лоак не нашла лучшего решения, чем сделать из него «Спектра на побегушках».
– Двоих за одного – не самый плохой обмен, тебе не кажется?
Он пропустил мимо ушей её признание в ревности... Всё-таки они были только друзьями. Алиса не понимала, почему очередное подтверждение этого вызывает в ней такую досаду. Она надеялась на большее? Глупость. Дарэн – дрелл. Они принадлежат разным расам. Он просто не способен видеть в ней женщину. Не об этом ли говорил её отец? Взаимопонимание рождается общностью трех «миро»: мировоззрения, мировосприятия, мироощущения. Поэтому синтез и взаимодействие между расами невозможны.
Отец... Почему-то любая мысль о нем всегда рождала в ней холодную ненависть. Ей было противно всё в этом человеке: голос, взгляд, движения. Она не могла объяснить причину – её не было. Это шло не от разума – реагировало тело. Как только он появлялся в поле её зрения или в памяти, как её тело превращалось в машину для убийства. Будто она синтетик, получивший команду – «убить Джона Моро». Она вспомнила слова Дарэна о том, что она из тех, кто до последнего будет надеяться: стрелять не придется. Он ошибся. Она бы выстрелила без сожалений и сомнений в своего отца.
Всё-таки она – чудовище. Но сейчас эта мысль уже не трогала её сердце.