Над озером сгустилась тьма, а мёртвый лес стоял над ним, подобная призраку, голыми чёрными стволами едва заметно отражаясь в воде. Медленно наползал неприятного серо-сизого цвета вязкий холодный туман. И только жёлтое зарево на юго-западе освещало сейчас небо и кроны деревьев. Негромко и монотонно журчала вода в обоих ручьях Сэнкчуари.

Осень забирала остатки тепла. Тихие сладковатые сонные запахи влажной земли и прелых листьев и гниющих веток и стволов деревьев, поросших грибами и вносящих пряную норку в ароматы ночи навевали тугую дремоту и расслабленность, какая бывает в преддверие зимы и которой не хочется противиться ― только спать…

У крошечного островка чуть ниже по течению восточного ручья плескалась редкая рыба ― единственное, что вместе с журчанием воды и тихими лесными шорохами нарушало сейчас тишину и скованность этих полуживых, погружавшихся в предзимнее забытье мест. Сюда не долетали треск костра и голоса людей в беседке, а темнота столь плотно обступала со всех сторон, что казалось, больше здесь нет никого. Ни из живых, ни из полумёртвых. И уже совсем отчётливо начинало пахнуть надвигающимися заморозками. Лениво колыхал серо-жёлтые сухие кисточки травы ветер. Холодало.

Негромко, словно боясь дерзости собственного резкого звука, хрустнула ветка. Потом ещё одна. Зашуршала листва, топя в своём шелесте тихие осторожные шаги. Элис тронула рукой влажную, поросшую мхом шероховатую каменную кладку, чуть подпрыгнула и села на стену, свесила ноги вниз и начала бросать камни в воду.

Холод и сырость тут же начали подступать к непрошенной гостье, нарушившей покой озёрного берега. Элис потёрла холодные сухие пальцы, подтянула выше ворот курточки, шмыгнула носом. Комок обиды на все сказанные ей сегодня слова начинал медленно растворяться в ночной темноте и сладко-пряных запахах. Оставалась лишь гнетущая, обречённая пустота внутри.

Элис не знала, как долго просидела тут, как вдруг до её слуха донеслись шуршащие звуки. Она прислушалась ― кто-то приближался сзади, тяжело ступая по чахлой листве.

— Мог бы себя не утруждать, а то твоя Хлорка будет потом бубнить… — скупо бросила девушка, не оборачиваясь.

— Будто тебя волнует её мнение, — Заид поставил рядом с Элис на стену миску и кружку, вытащил из кармана мутафрукты, посмотрел на них. — Чёрт, забыл взять ещё тарелку...

Он покопался в карманах, вытащил откуда-то нечто, похожее на платок, положил на него мутафрукты рядом с миской.

— Он чистый, — упредил возможный вопрос мужчина. — Давай... поешь, пока ещё теплое.

— Точно не в соплях или ещё в чём-нибудь? — с усмешкой посматривая то на мужчину, то на платок, уточнила Элис, но напоровшись на его грозный взгляд, отступила.. — Ладно-ладно. Спасибо… что ли...

Она неуверенно поставила миску с рагу себе на колени и принялась есть, смотря куда-то вдаль и чуть ёжась от холода.

Заид заметил её понурый озябший вид, расстегнул на себе куртку и накинул на плечи Элис.

— Подожди... — проговорил он, оглядываясь по сторонам, ушел к ближайшим домам и вскоре принес оторванную подушку стула. — Садись, — он положил её рядом на стену. — Не сиди на камнях.

Она с сомнением взглянула на подушку, но всё же положила её себе под задницу, решив, что возражать всё равно не имеет смысла. К тому же… так и вправду стало немного теплее.

— Спасибо, — поникшим голосом отозвалась Элис, понимая, что вся эта забота о ней очень скоро уже в который раз выйдет ему боком, а у неё будет болеть сердце от того, что Заид никогда не станет ей ближе, чем просто приёмный отец.

Массани вспрыгнул на стену и уселся возле неё, уставившись на подёрнутую туманной дымкой грязно-серую гладь воды. Достал сигарету, закурил, молча слушая, вялое постукивание вилки о тарелку, и украдкой посматривая, как она ест. Маленькая, востроносая, щуплая, с едва начавшим по-женски округляться телом, рыжеволосая... Зачем ему это было нужно?.. Ещё совсем девчонка, годившаяся ему в дочери. И он... сильно потёртый, изуродованный и внутри, и снаружи наёмник... ― он был ей не нужен. У неё должна была быть другая жизнь. С другим мужчиной... От этой мысли Заид почувствовал, как внутри всколыхнулась ревнивая злость. С другим — молодым, здоровым, который сможет быть рядом с ней долго... — всю её жизнь.

Элис заметила его мягкий взгляд ― то редкое состояние Заида, когда им можно было крутить, как ей того хотелось, едва заметно улыбнулась ехидно, доедая последний кусочек рагу.

— Сигаретку не дашь? — и она закусила губу, проверяя свою теорию на практике.

Выпустив струйку дыма, Заид посмотрел на неё с сомнением, усмехнулся: да... пацанка превратилась в девушку, сохранив в себе повадки сорванца и, вместе с тем, вобрав повадки женщины — ещё по-ребячьи наивные, очевидные, но… уже столь ощутимо подкрепленные чем-то ещё... чем-то... женским...

Заид достал сигаретную пачку. Он знал, что она давно тайком курит, что она подтаскивает по мелочи крышки, когда отправляется в магазин, что сейчас она пытается повернуть его в нужную ей сторону... и что ни с первым, ни со вторым, ни с третьим он не имеет в себе сил бороться... как и желания...

— От курения грубеет кожа на пальцах, — он протянул ей сигарету. — Голос хрипнет, а на лице слишком рано появляются морщины. Тебе это надо?

— Нежной кожи здесь вообще нет ни у кого. Разве что у Лоры. Но только потому, что её хрен припашешь к работе, — с лёгким раздражением ответила Элис, взяв из его рук сигарету и прикуривая её своей зажигалкой. — Грубый голос ― это круто. Чтобы вызывать дрожь в коленках у врагов. А на морщины мне вообще насрать. Это последнее, о чём я могу подумать в этой жизни. Тут хочешь не хочешь, морщины вылазят от бесконечного дерьма. И седина.

Девушка скорчила недовольное лицо и продемонстрировала Заиду несколько седых волос.

Он хмуро посмотрел на едва заметные в тусклом отсвете фонарей белые тонкие нити, выделявшиеся на огненно-рыжем фоне, как пугающе заметна кровь на снегу... Заид протянул пальцы к её волосам — туда, где мерцали белесые "снежные" ниточки, которые он так не хотел видеть у неё на висках, провел по ним, будто в попытке стереть этот "снег", чтобы он снова сменился рыжим золотом. А потом, ощутив её тонкий запах, вдруг склонился к ней лицом и тихо коснулся губами её медно-огненных прядей. Уже не как отец. Ещё не как мужчина…

Она замерла. И ей даже показалось, что сердце пропустило удар. Захотелось повернуться, крепко обнять его, дотронуться губами к его губам, но... не решилась. Впрочем, и правильно сделала, потому что в ту же секунду из-за кустов позади них, показалась Лора.

— Заид, дорогой, — мелодичным голоском начала женщина, даже не зная, как комментировать то безобразие, что она сейчас перед собой лицезрела. Однако решила не устраивать истерики на пустом месте и поступить по умному. — Пошли в дом. Я сделаю тебе массаж, может ещё чего...

Элис нервно затянулась, похлопала Массани по плечу, возвращая куртку и спрыгнула со стены.

— Тоже пойду. Что-то устала я.

— Лора, иди спать, — проговорил Заид ставшим вдруг слишком спокойным и тихим, недобро тихим, голосом, рассеянно посматривая куда-то вперёд ― на пригорок на другой стороне озера. — Я пойду обойду... тут всё. Проверю охрану. Иди спать. Поздно уже. Уже поздно…

— Ничего не... — хотело, было, возразить Лора, капризно сложив бантиком пухлые губы, но мужчина уже зарычал на неё, едва не срываясь на крик:

— Я сказал, иди спать!

Элис чуть вздрогнула, помедлила, но потом всё же решила быстро ретироваться, оставив этих двоих наедине друг с другом. Ей совершенно не хотелось видеть их общение, каким бы оно ни было.

— Дорогой, что происходит? — Лора сложила руки на груди, внимательно глядя на Массани. — Мы в это время обычно начинали хулиганить.

— День сложный — настроения нет, — Заид раздражённо накинул на себя куртку, не вдевая в рукава, и приподнял на ней ворот, сохранивший на себе её запах. — Рейдёры, Братство, капсула с турианками... Надо кое о чём подумать. Иди в дом и спи. Я... не знаю, когда я приду.

— Как скажешь, — не стала больше настаивать Лора, провожая ненавистным взглядом Элис, заходящую в дом. Внутри что-то перевернулось, сжалось, заставляя грудь нервно вздрогнуть, но тут же сменилось лёгкой ухмылкой. — Но знай, что я тебя всегда жду.

С этими словами, женщина подошла к Заиду, поцеловала его в щёку, потому что он чуть отвернулся, не давая попасть в губы, затем направилась к их домику, вынашивая про себя давний план.

Заид снова закурил, размышляя и не находя выхода из ситуации, в которой оказался. Элис становилась старше — и с каждым годом беспокойное, нежное, пьянящее голову чувство к ней лишь усиливалось, уходя корнями всё глубже и глубже в него и становясь всё более обречённым и безысходным. И Лора уже не помогала... не могла заслонить собой тонкую, немного нескладную рыжеволосую повзрослевшую девушку перед его глазами. Потому что с каждым годом всё больше расцветала она, и всё более потёртым становился он. Заид не считал это правильным. И сегодняшняя, полная блаженства и счастья минутная слабость лишний раз убедила его в этом.

Он спрыгнул со стены и медленно пошёл вдоль неё, прислушиваясь к звукам засыпающего посёлка. Закончился ещё один день. Такой... первый за все шесть лет, что они жили здесь. Потому что ― он честно, хотя и не без труда признал это ― что Элис ему дорога не как приёмная дочь, а как женщина... Женщина, рядом с которой он хотел быть все оставшиеся отпущенные ему годы. И ещё потому, что пришла весточка из того... старого... родного мира. И теперь их здесь было четверо. Четверо чуждых этой иной реальности существ...

Заид дошёл до северной стены — наиболее дальней и потому наиболее тёмной: дотащить сюда электричество всё ещё оставалось проблемой. Начал подниматься ветер. Со стороны полумёртвого леса потянуло горьковатой сыростью. Зашелестели покрытые колючими листьями невысокие кусты. Небо продолжало затягивать тучами, отчего становилось ещё темнее. Ночь обещала быть сырой, холодной и непроглядной. И в ещё оставшемся тусклом свете Заид увидел движение вдалеке между деревьями. А потом ещё одно... И ещё... Он быстро отошёл назад — к домам, где стояла дозорная вышка и где они совсем недавно установили новый прожектор. Луч света разорвал ночную темноту, словно лезвие. И Массани увидел, что на них идут рейдеры. Ещё через минуту над посёлком завыл сигнал тревоги.