С равнодушного неба, скрытого непроницаемой завесой темно-свинцовых туч, изливались потоки воды, будто стремясь смыть и унести с собой жизнь, что посмела обосноваться на этой негостеприимной планете. Даже сильные ветры, что дули с далекого моря в месяцы Ливня, ослабевали, словно осознавая свое бессилие в борьбе с бесконечностью облаков. Так было всегда. Жизнь замирала и пряталась для того, чтобы после окончания дождя вновь выбраться на поверхность и вернуть себе свое место под жаркими лучами звезды Ленал.
Так было и в обособленной общине анархорров, что скрывались от Ливня в глубинах под пустыней. Под толщей гранита, в вырубленных в породе тоннелях. Жизнь почти останавливалась. Почти... Стучал молот в кузницах Тигуса, где неразговорчивый кузнец ковал все новые и новые инструменты для работы в поле или полезные в повседневном хозяйстве. На кухне общины в больших котлах варилась каша и другая пища для анархорров — тех, кто не хотел, либо не умел готовить сам. Все члены общины жили по давно заведённым обычаям и правилам, словно безупречно отлаженный механизм. И лишь один “винтик” в этой машине не знал своего места в ней и не находил себе занятия.
Впрочем, можно ли было её назвать винтиком в механизме, ведь она только начинала притираться среди множества деталей, бывших здесь задолго до неё? Пожалуй, ещё нет. Хотя жители посёлка и привыкали постепенно, что на одного жителя в их подземном общем жилище стало больше, но всё же пока с заметной настороженностью относились ко всюду сновавшей турианке.

Снадобье Шаркана и природное здоровье уже на следующий день поставили Игнис на ноги, и она с непомерной энергией принялась за изучение мира анахорров. Способы изготовления предметов быта, приготовления пищи, организация жизни, даже истории, что изредка слышались в общей столовой, зале трофеев или в пещере источника - её интересовало всё, и сложно было ответить на вопрос, где ещё в посёлке не побывал её любопытный нос. Наверное лишь там, куда её не пускали обитатели селения и сам Шаркан.
Однако же довольно быстро Игнис столкнулась с проблемой: если рассказы, детали разного рода описаний она запоминала достаточно легко, то в точности сохранить в памяти встречавшиеся ей местные орнаменты, внешний вид изделий и самих пещер женщине не удавалось. Стоило переключить внимание, и мелкие детали ускользали. А вернувшись к предмету, Игнис удивлялась, как она могла забыть ту или иную подробность, и с горечью понимала, насколько ей не хватает фотоаппаратуры.
Так прошло два дня. На третий она не выдержала и задала Шаркану вопрос, как быть с подробным описанием интересующих её вещей. Старик странно посмотрел на неё и, не сказав ни слова, скрылся в своей комнатке. Лязгнул металл ящика, послышалась тихая возня - и через пару минут Шаркан вернулся обратно, неся в руках небольшой свёрток и равные по размеру листы… бумаги… Ещё больше удивление Игнис увеличилось, когда Шаркан развернул свёрток и она увидела достаточно изящного вида вырезанный из кости напалечник с острым коготком-пером и широкой “пуговкой” в основании коготка, куда было принято заправлять чернила. Здесь же лежали вытянутая небольшая костяная трубочка, заострённая с одного конца, чтобы заправлять “пуговку” чернилами и, собственно, чернильница с коричневатой тёмной жидкостью внутри. Прежде подобные вещи ей доводилось видеть только в музеях или в университетском хранилище. Даже редкие в современном обществе книги уже многие тысячи лет никто не писал чернилами от руки, а печатал машиной. Разве что с головой увлечённые древностью турианцы изредка удовольствия ради занимались тем, что было принято называть каллиграфией, и выводили на бумаге старинные письменные знаки, или не менее увлечённые художники рисовали картины красками. Но это было такой редкостью в привычном ей мире, а здесь…

- Что это? - задала Игнис наиглупейший вопрос из всех, рассматривая протянутые ей бумагу, напалечник и чернильницу с трубочкой.
Шаркан посмотрел на неё как учитель на ученика, подававшего большие надежды, но внезапно сморозившего редкую глупость.
- Набор для письма или рисования - смотря какие детали вы хотите сохранить, - Шаркан еще раз строго взглянул на Шардис, а затем дернул мандибулами, давая понять, что разговор окончен.
Игнис сжала втиснутые ей в руки письменные принадлежности и, ошарашенно подняв на Шаркана глаза, пробормотала:
- Но я же не умею… - и это было чистейшей правдой, - писать и рисовать сама… рукой…
- Думаю, пришло время научиться.
Легко сказать, научиться. Ей было не только страшно использовать данные ей предметы по назначению, но она опасалась их даже держать в руках, боясь повредить неловким движением.
- Как же я научусь?.. - ей пальцы заметно дрожали от осознания, какое сокровище она сжимает сейчас в ладонях.
Шаркан поднял очи горе и тяжело вздохнул, словно говоря: “Ох, уж эта молодежь.”
- Игнис, вы же знаете, как выглядят буквы, и наверняка умеете складывать из них слова, - Шардис утвердительно кивнула. - Ладно, - старый турианец снова скрылся в своей комнате, а затем вернулся со старой бумажной книгой, листы которой были разделены множеством закладок. Игнис прочитала название, лаконичное и короткое: “Арсинис”. Шаркан ловким движением перелистнул несколько страниц.
- Ага! Вот, потренируйтесь, перепишите вот этот стих, - Игнис глянула на бумажные листы, покрытые мелким шрифтом, и внутренне ахнула. - А как закончите, напишите краткий пересказ написанного, - Шаркан кивнул, развёл мандибулы в неком подобии улыбки и отошел от турианки.

Игнис с минуту смотрела на него не то с испугом, не то с мольбой, стиснув в одной руке бумагу, в другой - свёрток и стараясь не уронить положенную на её сведённые предплечья книгу. Потом глаза вернулись к тому, что сжимали руки, и к робости и неуверенности добавился оттенок любопытства и желания попробовать. Она прошла к стене, присела на лежавшую там подушку, положила на пол свёрток, бумагу. С оглушающем, как ей показалось, грохотом шлёпнулась на камень книга.
- Прошу прощения, - женщина быстро подняла книгу, смахнула с обложки каменную крошку и раскрыла на указанной странице.
Лист покрывали аккуратные мелкие казавшиеся печатными буквы. Но только казавшиеся. Подозрения Игнис подтвердились: книга была написана от руки. Чернилами. Возможно, аналогичными тем, что были в чернильнице, и примерно таким же коготком. Она с сомнением посмотрела на Шаркана, и сомнение сменилось восхищением. Вспомнился Шеррат. Вспомнилось то, что и как он говорил, хотя вырос в мире без технологий. Вне всякого сомнения, он был хорошо образован и много знал о мире за пределами Тригинты. Значит, обучая его, Шаркан на память собственноручно записывал то, что знал сам, включая турианскую классику, созданную за столетия до того, как они узнали, что такое космос. Арсинис… Поэт, чьим произведениям о великих сражениях и войнах чуть более четырёх тысяч лет… Все они изучали его произведения, видели созданные по мотивам его творчества фильмы, но Игнис никогда не ожидала, что увидит однажды написанную от руки книгу с его стихами. Она невольно вспомнила про другие книги, хранившиеся в ящике Шаркана. Они тоже рукописные?.. За вихрем бессвязных мыслей Игнис едва не забыла, зачем ей вручили книгу и принадлежности для письма.
Шуршание от случайно задетых ногой листов если и не полностью вернуло её в реальный мир, то, во всяком случае, подвело к его границам. Она взяла лист в руку. «Интересно, бумагу они тоже делают сами или где-то достают?» - промелькнул в её голове вопрос. Книга, уже раскрытая, была бережно положена на пол, после чего палец Игнис неловко скользнул в напалечник. Занеся руку над листом, она обратила внимание, что «пуговка» пуста, отложила бумагу в сторону, вооружилась трубочкой, набрала в неё чернил и поднесла остриё к «пуговке». Большая часть чернил каплями упала на пол, но и тем, что осталось, Игнис удалось заправить «пуговку». Лист снова вернулся в руку, коготок коснулся бумаги, и та, согнувшись посередине, убежала от острия вниз. Следующая попытка окончилась тем же, с разницей, что теперь на жёлтой поверхности листа осталась небольшая неаккуратная коричневая точка от чернил.
- Будет лучше, если лист положить на какую-нибудь поверхность, - вставил свое замечание Шаркан, устроившийся на подушке у противоположной стены и с интересом наблюдавший за турианкой. Шардис последовала его примеру, лист бумаги лег на пол, а сама она в три погибели наклонилась над ним. - У кого вы учились, Игнис?
- По этнографии? У профессора Кальмириана, - отозвалась она, старательно пытаясь вывести заглавную букву.
Незаметные глазу неровности и выщербленки пола ухудшили ситуацию: буква получилась неровной, без единой прямой линии и заметно крупнее тех, что были в книге. Но получилась. За ней появилась вторая, третья, образовалось слово. Игнис выпрямилась, чувствуя, как от дикого напряжения в руке и в спине начинают неметь мышцы, посмотрела на первое написанное ею слово и вздохнула. Буквы расползались в разные стороны, но прочитать и понять написанное было можно. Одно слово против оставшихся двадцати четырёх строчек стиха. И всё же… От того, что она сейчас делает, Игнис переполнял огромный восторг: она пишет! От руки пишет!
- Эреус или Килес? - задал следующий вопрос Шаркан, и стало ясно, что ему известны профессора Кальмирианы.
- Килес, - Игнис чуть повернула голову в бок. - Эреус вёл другой курс. А вы их знаете? - поймав его движение мандибул, она вернулась к переписыванию стиха на лист.
- Читал их статьи об азари и элкорах. Только мне кажется, что в данный момент они уже староваты для преподавания, - Шаркан сверлил взглядом пол и похоже думал о чём-то своём.
- Мне кажется, они из тех, кто в отставку не выходит. Вернее, выходит, но сразу уже на ту сторону, - завершив третью строку, Игнис снова села и встряхнула рукой, выгоняя из неё усталость.
- Они уже сами стали историей, - добавил Шаркан. - Ну, как получается, Шардис?
Женщина с досадой посмотрела на каракули, выходившие из-под её коготка.
- Что-то получается. Но не особо, - она вернулась к выведению букв.
- Да. Каллиграфия - это определенно не твоё, Игнис, - ответил Шаркан, подойдя ней и взглянув на плоды её трудов. Старик презабавно дернул одной мандибулой, и, постояв пару секунд, сел рядом. - Нужна практика. Вот и практикуйся.
- Я постараюсь. Тем более, что у меня нет иного выхода.

На переписывание стиха у неё ушёл час и ещё почти столько же - на пересказ содержимого. Едва зарубцевавшиеся плечи и воротник ныли так, словно снова открылись раны. Игнис даже дотронулась до одного из рубцов рукой, чтобы убедиться, что он не кровоточит. Но корочка была на месте, сухая. Игнис передала Шаркану исписанный листок и стала ждать приговора.
Старик прочитал текст, забавно шевеля мандибулами, словно повторяя ими контуры букв.
- Ну, что я могу сказать... С переписыванием вы справились, с пересказом, в общем, тоже. Так что могу с уверенностью сказать, что написать то, что вы думаете, от руки у вас получится, Игнис. Только… - Шаркан наставительно поднял палец, - берегите бумагу: делать её трудно, и потому не хотелось бы изводить зря. На этой ещё есть, где писать.
Она взяла протянутый ей обратно листок, посмотрела на оставшееся чистое место - его действительно ещё хватало, чтобы продолжить на нём тренировку. Интересно…
- Шаркан, а как вы её делаете?
- В основном, берём у Рогуса при случае. Но мы тут поэмы не пишем. Так что бумаги не так много, а потому использовать её стоит разумно.
- Вы… заказываете её? Но ведь она непомерных денег стоит в Иерархии.
В голосе Игнис слышалось сомнение, а имеет ли она право вообще брать эти листы для своих записей.
- Сами делать её мы не можем, - ответил Шаркан, дернув жвалами. - На Тригинте нет нужных компонентов. А ваши записи вам пригодятся.
Игнис посмотрела на жёлтые листы, коготок, чернильницу, на старого турианца.
- Шаркан… - проронила она и склонила голову в поклоне. - Спасибо…
- Пожалуйста, Игнис, - Шаркан странно потупил взгляд, и было видно, что старик смутился. - Теперь идите, хватит вгонять меня в краску.
Женщина притянула к себе бумагу, собрала обратно в свёрток принадлежности. Её охватило странное волнение, словно она сделала что-то, чему обратного хода нет. Ощущение не было пугающим - скорее именно волнующим, словно в первый раз пробуешь новое дело, большое новое дело.
Кивнув, Игнис вышла из общей комнаты в тёмный коридор. Сегодня она планировала дойти до кузницы: Тигус говорил, что собирается начать новую вещь, и Игнис хотела увидеть весь процесс ковки от начала до конца.

Она уже не боялась заблудиться в тоннелях. Жилые уровни женщина успела изучить достаточно, чтобы отпала необходимость в проводнике. Свернув от зала с родниками налево, она вскоре почувствовала в воздухе тонкий запах дыма, более насыщенный и горький, чем запах, какой давал при сгорании тростник. Кузница была прямо перед ней. Отведя в сторону плотную занавеску, Игнис вошла внутрь.
Первое, что турианка почувствовала, это жар, немного похожий на тот, что стоял на поверхности Тригинты, когда палящее светило нагревало и без того раскаленный песок, но, всё же, иного толка. Густой, вязкий и неподвижный, как кисель. Казалось, он окутал турианку, словно плащ, едва она оказалась за занавеской. Перед ней был утопавший во мраке коридор, но впереди, как маяк во тьме, горело пламя, чьи багровые отсветы плясали на сводах пещеры. А ещё впереди слышался легкий свист, механический скрежет и глухие удары, напоминавшие биение огромного сердца. Жар с каждым шагом становился всё сильнее, но упрямая натура исследовательницы была готова к любым трудностям, будь то упрямство коменданта, песчаная буря, Ливень, кровожадные твари в тоннелях или духота кузницы. В конце тоннеля она увидела весьма обширную комнату, где всю часть, противоположную входу, занимала печь, в которой полыхало яркое пламя. На печи стоял чан, в котором что-то булькало, к чану крепились цепи, уходившие к странному механизму, что висел под потолком. На другом конце зала турианка увидела Тигуса, что стоял рядом с каменным блоком, на котором виднелись странного вида борозды. И кузнец занимался тем, что, по-видимому, чистил их. Турианец заметил Игнис и приветливо помахал рукой, приглашая подойти поближе. Игнис подошла. Турианец был высок, крепок и без лицевых татуировок. Цвет его окраса Игнис не поняла, из-за отсветов печи окрасивших всё в алые тона. Одет он был в плотный кожаный фартук, грубую рубаху и плотные кожаные рукавицы до локтей.
- Пусть Духи поддержат советом в работе, - проговорила она, поглядывая на блок. Насколько она могла судить, это было нечто вроде формы для отливки чего-то. - Я не помешаю?
- Если только не станете отвлекать, - ответил Тигус и, перехватив взгляд женщины, добавил: - Форма для новой решетки. Вы ведь видели, что случилось со старой?
- Видела, - голос Игнис чуть дрогул. Она вспомнила тяжёлый удар в бок и биотическое пламя над собой. - У этих тварей страшная сила. Разворотили и камень, и сталь.
- Они же, вроде как, небольшие? -Тигус не смог скрыть своего удивления. - Действительно силища.
- Они крупнее, чем мы, - Игнис направилась в сторону печи, осматривая её внешний вид и пытаясь догадаться, как она устроена внутри, что может плавить сталь. - И раза в три сильнее крогана, может быть даже больше. Как она работает? - турианка кивнула на печь.
- Она на газе. Газ попадает в камеру, сверху поступает воздух, и получившаяся смесь горит, - рука в рукавице указала на печь. - В чане плавится расплав, который мы скоро выльем в форму.
- Газ? Разве здесь есть газ? Или вы всё же получаете топливо из гарнизона?
- Это местный газ — биотопливо, которое мы получаем, перерабатывая отходы. - ответил Тигус.
- Как это? - мандибулы Игнис дернулись книзу, демонстрируя высшую степень недоумения и удивления.
- Я не специалист в этой области, - Тигус улыбнулся. - Бактерии, питаясь отходами, выделяют горючий газ. Там есть специальный бак, так сказать, реактор.
- А… можно будет увидеть эту… конструкцию? - Игнис с трудом подобрала нужное слово. - И… откуда у вас подобные старые технологии?
- Ну, кое-что я сам знал, ещё когда был руководителем металлообрабатывающего предприятия. Видите ли, Игнис, меня всегда интересовала история обработки железа. А так как я знал больше остальных, я и стал кузнецом. Теперь ежедневно, как часть истории, - Тигус улыбнулся. - Пора. Сейчас будем металл разливать.
Тигус коснулся пары рычагов у стены. Раздался глухой скрежет. И чан с металлом двинулся в сторону решетки величественно и неумолимо. Турианка на пару мгновений замерла, глядя на всё это. «Как жаль, что нет инструметрона,» - рисование на бумаге — прекрасная вещь, но сейчас нужна была камера…
- Отойдите, ошпаритесь! - раздался крик Тигуса, и этнограф очнулась и кинулась туда, где стоял кузнец.
Тот уже скрылся в небольшом углублении в стене, больше похожем на келью. Игнис влетела в неё же, поглядывая на чан, из которого потек металл, в темноте светившийся ярче, чем Требия в полдень, с каким-то зловещим кровавым отсветом. Свет больно резанул по глазам. Секунду спустя Тигус затянул её дальше в келью и закрыл дверь. Стало темно, душно, и поначалу раздававшееся шипение тоже утихло. Почти гробовую тишину нарушали лишь звуки биения двух сердец, тяжелое дыхание и пельсация крови в висках. Прошла пара мгновений, и Тигус повернул один из вентилей, что были на трубах, находившихся у стены, противоположной входу.
- Тот, что я открываю - это вытяжка, - раздался немного хриплый голос Тигуса. - А второй - вода, для закалки, - говоря это, Тигус начал открывать второй вентиль.
Шипение снаружи усилилось. Раздался глухой удар, словно кто-то то ударил в дверь, после которого шум утих, и кузница снова погрузилась в тишину.