Автор: Vannotchka (на фикбуке - veenkle)
Персонажи: ОЖП
Жанр: Humor
Аннотация: Пока Шепард спасает галактику, а Бласто выпускает очередной остросюжетный боевик, в тихом спальном районе доживают свой миллениум очаровательные синекожие старушки.
Статус: завершен



Это был обычный день в спальном районе. Среди одинаковых унылых улочек одна выделялась неестественной чистотой и опрятностью. Ни одна машина не смела пикнуть. Не слышно было голосов малышни, бунтующей молодежи и алкашни. Казалось, что не было там ни души. Единственным уголком жизни была скамейка и палисадничек возле подъезда. Там собрались безобидные старушки. Одна вязала пестрый шарф, такой длинный, что в него можно было закатать сразу четыре мумии. Другая щелкала семечки, сплевывая в пластиковый кулек. На третьей взгромоздились такие объемные очки с такими толстыми стеклами, что они сползали на кончик носа, потому голос бабули был... Носовым. При этом, довольно звонким. А четвертая возилась в палисаднике, с усердием вкапывая рассаду, похоже, ноготки и герберы.
Со всей уверенностью можно было заявить, что они рулили районом. Прямо как мафия какая-то. Ну а крестной матерью именовалась, бесспорно, баба Галя.
— Халь, а щем эта мархарыткы тыбе не уходыли? Уранжовые такые бувли. Тыж ждала их с Земли дыждаца нимахла.
Баба Галя трагично сверкнула полными ярости глазищами в направлении очкастой, затем в направлении чуть помятой герберы, затем вновь в направлении очкастой бабули.
— Зинк. Ну Зинк. Ты ж должна понимать... Эти сущности, эти... Монстры... Они всю красоту загубили. Такой беспорядок навели. И этот запах... Что аж за сердце меня прихватило. И в ухо стрельнуло... — со скамейки донесся полный негодования возглас, словно «стрельнуло в ухо» — это уже все, это уже — последняя капля.
— Ну тыжо в нихь, э-э... Ызлучатылем зынкулярнасты жахнула. Оно-то поды ы снысло палавыну палызадныка.
— Зинк. Ну Зинк. Ты ж должна понимать... Эти... Негодники. Эти... Ворча... Затеяли перестрелку. В нашем приличном, тихом, никому не мешающем, мирном районе. — баба Галя даже слезу пустила. — Беспредел тут устроили. Нельзя было стоять в стороне. Я же всего лишь пыталась защитить нас — хрупких, утонченных, чувствительных к малейшему ветерку натур. Или ты предпочла бы лежать в больнице у этих шарлатанов и проходимцев?
— Ни-ни, Халь. Я слухала, шо они тама орхунами торхують! Тьфу, сувсем ужо апростывалосилизь.
— Не то шо в старуе врымына! — воскликнула очнувшаяся от транса рукодельница. — Кухда в учеридьях можна було убняца ветчнастью и нуйти пудхудящива руба! А тута оно — орханы. Кому орханы паадельнасти нужны, кухда мона зараз тушку целую утхватить?
— Нынфче, — чайвк-чавк-тьфу, — са-а-авсем уж все не так, как... Как раньше.
Откуда бабулька с кульком доставала семечки в таких количествам, не известно было никому. Потому как на Омеге никто не выращивал подсолнухи. Соседки предполагали, что вся квартира бабуси целиком завалена тоннами лакомства. Иначе не объяснить, почему на ее одежке нет ни следа какого-нибудь питомца, ну а пыжаки в соседнем дворе как-то необычайно быстро клепают непобедимую армаду.
Во владениях же бабы Гали не осталось и следа недавнего побоища. Ни дырок от пулек, ни запаха. Только палисадничек выглядел несколько уныло без обыкновенного буйства оранжевого с желтым. Но престарелая азари усердно трудилась, чтобы это исправить.
Сморщившиеся щупальца на голове потеряли в упругости и теперь свешивались прямо на лоб, сухой и сплошь покрытый возрастными пятнами. Биотика, бывало, стреляла и отдавала в левую руку: временами абсорбер биотических разрядов за ухом не справлялся с нагрузкой. Но взгляд бабы Гали мог проделать две дымящиеся дырки в голове бедняги, замыслившего что-то утаить от дряхлой старушенции. Годы шли, но даже употребление домашних пирожков по особому рецепту не смогло затуманить ее проницательный ум.
Голографический почтовый ящик возле подъезда внезапно начал подмигивать, намекая, что кому-то пришло письмо. Бабульки на скамейке, толкая друг дружку локтями, ломанулись со скоростью пять саларианских сантиметров в элкорскую минуту в его направлении, чтобы скорее узнать, про кого это, наконец, вспомнили. Невесомый прозрачный конверт со штампом Цитадели упорно не хотел открываться, если до него не дотронется баба Галя. Старушки разочарованно вздохнули и потопали обратно на скамейку, которую оккупировали необъятный шарф и кульки с шелухой. А баба Галя тяжело отдышалась, вытерла пот со лба кружевным платочком и, опираясь на изящную голубоватую трость, снижающую массу тела тому, кто держит ее в руках, проплыла по воздуху до ящика.
В письмо было вложено видеообращение сотрудника СБЦ, арестовавшего, в очередной раз, младшую и самую избалованную дочурку бабы Гали — Джону. На этот раз ее поймали при попытке оторвать голову статуе крогана в Президиуме. По лицу бабы Гали нельзя было сказать, что она расстроена.
— Халь, а чаво эта ты лыбышса так? Неушта прышло хорячее сузвездие? Иль эту дрянь Тэвас накунец торнули из Сувета, шоб ей в Путы Прыдназначеня схореть...
— Ничего такого, Зинк. Дочка моя снова в историю попала.
— Упять в тюряху загрымэла?
— Да. Пятый раз за месяц.
— Ну ты эта ей... Аладушков прывызы.
— Как раз думала об этом. Вы тогда приглядите за цветочками? Не перенесу, если с ними что-нибудь случится. От одной мысли в ухо стрелять начинает...
Старушки переглянулись и незаметно для себя сглотнули.
— Та чьто с нымы может случица?
Баба Галя поползла до своей квартирки, и через пару часов весь район испытал непроизвольное слюнотечение от разливавшегося по округе медового запаха. Затем к подъезду пожаловал роскошный лимузин и отвез бывшего советника Валгаллу Седерис вместе с лакомством прямиком до дока. Три старушки по-прежнему тусовались на скамейке. Одна сосредоточенно вязала шарф, плавно перетекающий в свитер. Другая щелкала семечки, автоматной очередью выплевывая шелуху. А очкастая баба Зина, сканирующая окулярами местность, отчего-то в ужасе замерла и звонким носовым голосом констатировала:
— У-у... Дубром эта ни кончица....
По любимому палисаднику бабы Гали, ведомое ароматом оладушек, пробежалось стадо пыжаков в несколько сотен голов. И один очень голодный кроган.