Whatever It Takes. День 1. 25 августа

Жанр: Драма, Фантастика, POV, AU Персонажи: Джефф Моро (Джокер) Пейринг: Джефф Моро/фем!Шепард Предупреждение: ОЖП, Нехронологическое повествование

Достигать целей, чего бы это ни стоило. Война вплавила эту истину в их сердца. И они бьются за нее до последних мгновений... AU по отношению к концовке игры. Таймлайн - через 20 лет после событий Mass Effect 3.

День 1. 25 августа
Я сижу в космопорту, закрываясь от редких прохожих огромной старомодной газетой. Бумажная пресса снова появилась на прилавках в огромных количествах с тех пор, как пресекли публичный доступ в экстранет. В распоряжении гражданских остался только древний как мир интернет, но сейчас мне хочется просто избежать случайных знакомых и всех этих: «Эээй, как живешь? Не ожидал встретить тебя здесь, старик, неужто остепенился?». Ага, остепенился. Как же.
Но газета оказывается на удивление неплохой. Интересной. Видимо, шестимесячник.
«В одной из колоний азари были расстреляны на месте шестеро биотиков-экстремистов, уличенные в использовании предметов, создающих поле эффекта массы. В убежище экстремистов были обнаружены три шаттла Кодиак образцов 2184 года. Азарийское отделение полиции специального реагирования сообщило о расследовании возможных связей экстремистов с масштабной террористической группировкой».
Полстраницы занимает сообщение, напечатанное огромным шрифтом: «Межгалактическое сообщество и Альянс Систем напоминает, что использование темной энергии в любых формах строго запрещено. Нарушения караются местным отделением полиции специального реагирования. В случае оказания сопротивления ПСР имеет право открывать огонь на поражение». Ниже, мельче: «Для получения дополнительной информации перейдите в сеть интернет, поисковые запросы «темная материя», «война со Жнецами», «Коммандер Шепард».
Долго смотрю на последние два слова. Коммандер Шепард, героиня битвы при Цитадели, победительница Коллекционеров, гроза Жнецов, икона всея человечества, спасительница галактики. Многие ее боготворят, многие ненавидят. Я…
Я перелистываю страницу.
На следующей обнаруживается колонка, посвященная Исследовательскому Центру на Цитадели. Проглядываю ее по диагонали. Как и ожидалось, одни вдохновляющие и ничего не значащие слова под соусом сложных терминов, и ни слова о взрыве — и об очередной неудаче. Ложь во спасение, или как там… Конечно, людям нужно на что-то надеяться. Но надежда — глупое чувство.
Между тем взрыв на реакторе Исследовательского Центра и погибший в нем ученый — одна из причин, по которым я сегодня здесь.

«Привет, пап.
Как там твои дела? Как работа? Как здоровье? Импланты ведут себя хорошо? если что не так, пожалуйста, не сомневайся и сразу снимай кредиты с моего счета. Я знаю, что ты зарабатываешь достаточно! Просто — если что.
У меня все в порядке. Правда, в порядке. Я думаю о Дэвиде… я постоянно о нем думаю, папа. Мне так сильно его не хватает; но я спасаюсь в работе — ее, как всегда, меньше не становится. Зато вот что я тебе скажу: у нас действительно начал появляться кое-какой прогресс. Помнишь, я упоминала новичков-азари, которые прибыли с Тессии последним рейсом? Одна из них — действительно нечто, полностью соответствует блестящим рекомендациям Серрайского университета. Да-да, в прошлый раз я назвала эти рекомендации пафосным трезвоном, но… придется взять свои слова обратно. Она и правда сообразительная. Возможно, на сей раз идея сработает.
Больше всего я беспокоюсь о Хилари. Я так толком и не поговорила с ней о том, что случилось с Дэвидом. Просто не могу найти в себе сил на этот разговор. Возможно, это даже к лучшему? После всего, что пережили мы, я надеялась, что хотя бы поколению Хилари не придется переживать гибель близких… Не знаю, к чему это все. Я хотела сказать совсем о другом, пап.
Ретрансляторы открывают через неделю, и… Я отправляю Хилари к тебе, на Землю. Ей уже семь — пора в школу и все такое. Я хочу, чтобы она росла в нормальном — без обид! — месте, рядом с другими детьми и настоящей планетой под ногами. Дэвид тоже всегда мечтал об этом. И да, я думаю, что ей пойдет на пользу смена обстановки… Особенно учитывая то, что она едет к величайшему пилоту всея галактики.
Прежде чем ты уставишься на меня своим фирменным укоризненным взглядом, сразу хочу сказать: я тут ни при чем. Правда. Ну, наверное, почти ни при чем… Но да, Хилари очень ждет этой поездки именно потому, что наслушалась где-то Истории. Ну… каких-то ее частей. Я могла бы поговорить с ней, но, думаю, Историю вправе рассказывать только тот, кто сам ее пережил. Кто-нибудь, кто лично знал Коммандера. Ох, в общем — кто-то вроде тебя.
Это, возможно, возмутит тебя еще больше, но, пап… я думаю, что хоть кто-нибудь должен знать. И Хили, возможно, самый подходящий человек.
Пожалуйста, сделаешь это ради меня? Или… ради Нее?
Ладно, папочка, мне пора. Снова за работу. Люблю тебя.
Пока.
Эмили».


Я не стал говорить дочери, что «нормальных мест» больше не осталось. В конце концов, она и сама всегда это понимала, подростком вырвавшись из войны, отобравшей всех ее родных. Но этого ребенка, Хилари, мне заранее жаль. Мало потерять отца, мало расстаться с матерью — так еще и жить придется на планете, которая мало чем отличается от тюрьмы…
— Прибывает корабль по рейсу «Цитадель — Земля», — объявляет ровный голос портового ВИ. — Повторяю, прибывает корабль по рейсу «Цитадель — Земля». Стыковка произойдет в доке Е-16. Встречающим просьба проследовать в зону rE-16. Гости нашего космопорта и представители прессы могут проследовать на обзорную площадку третьего уровня. Повторяю…
Тихо крякнув, поднимаюсь с жесткого сиденья и, прихрамывая, направляюсь в сторону дока. Спохватываюсь, в последний момент сую газету в урну. Не хватало еще тащить отчеты о расстрелах на встречу с ребенком.
Я, кстати, малость нервничаю. Хилари я видел один-единственный раз, почти семь лет назад, и она была тогда совсем малышкой — Эмили прилетела на Землю за четыре месяца до родов, пробыла дома полгода и улетела с двухмесячной Хили обратно на Цитадель. От внучки — черт, ну и странно же звучит — в памяти остались только огромные черные глаза и вихор русой пряди на лбу. Какая она сейчас, интересно? Ни Эмили, ни тем более Дэвид ни разу не озаботились прислать мне фотографий, им вечно было не до того — да и перегружать трафик не рекомендуется, сейчас с этим строго… Ох, узнать бы дитенка.
Придя к этому простому выводу, я начинаю совсем уж нервничать и подбираюсь поближе к выходу из дока. За мной тянутся и другие взволнованные родственники и встречающие лица: кажется, мое настроение передалось всем. Электронное табло над входом-выходом возвещает, что посадка завершена, и я начинаю про себя отсчитывать секунды привычных, как дыхание, процедур: состыковка шлюза с герметичным коридором космопорта, окончательная заглушка двигателей, последние инструкции пассажирам, и…
Первыми из-за плавно отъехавших в сторону дверей показываются взрослые. Трое мужчин прощаются друг с другом: двое идут на выход, а один направляется к женщине и мальчику лет двенадцати из числа встречающих. Зал оглашается первыми звуками смеха и радостных воплей.
Что ж, радость — это отлично.
Следующими выходят молодая совсем девчонка и тараторящий (кто бы сомневался) саларианец. Вот так сюрприз… Я невольно провожаю их взглядом: они присоединяются к одной из семей встречающих — судя по одинаковым блондинистым головам, это родственники девушки — все взрываются залпом объятий-поцелуев-разговоров и быстро покидают зал. Все вместе. Интересно. Один из ученых приехал на экскурсию? Решил изучить человечество? Занятно.
А из шлюза уже слышится нарастающий гомон звонких голосов. Я вытягиваюсь, пытаясь разглядеть следующую группу. Кажется, это о-…
— О-о-о, твою мать!
Это вырывается у меня вслух и довольно громко, и я ловлю несколько недоуменных взглядов — но плевать. Из шлюза появляется гет с ярко-красной полосой на броне правого плеча. Мне требуется несколько секунд, чтобы заметить, что красная полоска окружена несколькими смазанными пятнами и вообще, судя по всему, нарисована гуашью; и, конечно, нет у этого гета никакой дыры в корпусе и все такое… Но секундный шок настолько силен, что я не сразу понимаю: гет ведет группу детей.
— ДЕДУЛЯ ДЖЕФФ!!! — орет, подпрыгивая, крохотное создание со взъерошенными русыми волосами, в сувенирной пайте N7, которая достает ей до колен. — ДЕДУЛЯ ДЖЕ-Е-Е-ЕФФ!!!
Хилари. Я улыбаюсь до ушей, сам того не понимая, хотя какая-то часть меня ставит галочку возле пункта «в угол на гречку» за этого вашего «дедулю» на весь космопорт.
— Хилари Моро, пожалуйста, будь тише, — командует гет (он же нянька, вдруг понимаю я и едва не начинаю ржать). Его голос теряется в гвалте, который подняли дети, резко и сразу рванувшие к родственникам. Впрочем, не все: некоторые в глаза никогда не видели земную родню, или же слишком стесняются полузнакомых людей. Синтетик зорко следит за каждым: считывает электронные матрицы документов взрослых, разводит потеряшек к своим и даже пытается помогать налаживать общение. Я успеваю заметить эти мелочи, прежде чем на меня налетает миниатюрный живой снаряд.
Хорошо, что Хили маленькая и легкая. Я успеваю подхватить ее на руки и даже поднять, прежде чем происходит прямое попадание по нижним конечностям. Они у меня такого не любят. Деликатные и хрупкие, мать их. Некоторые вещи время не меняет.
— Мама не рассказывала, что нельзя так резко набрасываться на дядю Джеффа? — пытаюсь быть строгим я, обнимая девчушку. Та, кажется, меня даже не слышит. Вопит восторженно почти в ухо:
— Дедуля Джефф, ты погляди, погляди, он совсем как Легион! Это я сделала, мы рисовали после ретранслятора Харон… — Хилари проглатывает плохо дающуюся ей букву «р», и Харон звучит как Ха-оон. — И я нарисовала на Кипе! Он даже не ругался, мне кажется, ему тоже понравилось! Дедуля, а ты же знал Легиона, правда? Мама обещала, что ты расскажешь мне обо всем-всем! Ты расскажешь?
Я бормочу что-то утвердительно-непонятное, аккуратно опуская Хилари на пол и увлекая ее к выходу, где ждет кар.
— Машина на колёсах! — вопит Хилари, увидев кар. — Как в книжках! Дедушка, это твоя?
— Моя, — киваю. — Здесь у всех такие.
— О, — важно кивает девочка, забираясь на переднее сиденье. — Ясно. Да, мама рассказывала. А у нас все летает. Ты же классно летаешь, да? Надо было приехать к нам в гости, там можно много летать!
Я завожу мотор, чувствуя, как внутри шевельнулась давно похороненная неприязнь к наземному транспорту.
— В гости не мог, — ухмыляюсь и с каким-то остервенением резко выруливаю с парковки. — Видишь ли, твой дедушка — космический пират без корабля. А приближаться к тем, что принадлежат Альянсу, мне запрещено: боятся, что угоню. Йаррр, — для полного сходства со старым космическим волком я корчу страшную рожу (думаю, со стороны это похоже на Заида) и потрясаю кулаком. Хилари заливается смехом.
— Но это же неправда, дедуля Джефф, — отсмеявшись, заявляет она с чисто детской непосредственностью. — Пилот Коммандера не может быть пиратом.
Кар едва заметно ведет в сторону, когда мои руки предательски вздрагивают. На это я не отвечаю ничего.

***


К тому моменту, как мы подъезжаем к дому, Хилари, которая всю дорогу забрасывала меня вопросами и не дожидалась на них ответов, начинает дремать. Я же чувствую себя так, словно в грудную клетку кто-то щедро насыпал углей, а теперь без устали их раздувает.
Завернув кар в гараж, я с полминуты остаюсь на месте, вцепившись в руль и бессмысленно уставившись в стену. Наконец, автопилот берет верх: я поворачиваюсь к внучке и легонько тормошу ее.
— Эй, Хили… Спишь?
— Не-е-ет, — сонно тянет она. — О, дедуля Джефф, мы уже приехали?
— Приехали. Хочешь посмотреть свои комнаты?
Хилари, внезапно полностью просыпаясь, вопит и торопится выбраться из кара. Я вылезаю со своей стороны, достаю из багажника сумку Хил и предусмотрительно загораживаю ноги, на которые девчушка опять норовит налететь на полной скорости.
— Второй этаж, — подмигиваю я, отпирая входную дверь. Хилари без малейшего стеснения проносится в дом и после стремительного забега по первому этажу улетает по лестнице вверх. Раздосадовано крякая, я несколько секунд стою у лестницы с сумкой наперевес, но все же поднимаюсь вслед за ней. Хил, уже осмотрев обе комнаты и ванную, радостно прыгает на лестничном пролете.
— Круто! Дома у меня была маленькая комната, а тут целых две! Дедуля Джефф, это нереально круто! Ты настоящий крутой космодесантник!
Я добираюсь до последней ступеньки, ставлю перед Хилари сумку и с усмешкой смотрю на нее.
— Во-первых, я таки пилот. Самый крутой в дол… в галактике, да, но пилот.
— Вас поняла, сэр! — она с энтузиазмом вытягивается в неумелом салюте. Я не выдерживаю: хмыкаю, поправляю ей кисть и ерошу короткие волосы.
— Так-то лучше. И во-вторых — завязывай называть меня дедулей, а то без сладостей останешься. Сколько мне, по-твоему, лет?
— А сколько? — бесхитростно спрашивает Хилари. — Я же не знаю, и ты все-таки мамин папа. И сладкое я не люблю, дедуля Джефф.
Черные глаза искрятся такой хитрющей улыбкой, что я мысленно благословляю своих родителей за ангельское спокойствие. Они ведь двоих таких растили… Быстро отогнав болезненные мысли, я возвращаюсь в реальность.
— И третье. Держи сумку. Э-э-э… сама разберешь?
— Конечно!
— Тогда располагайся и отдыхай. Что-нибудь будет нужно — говори, только спускайся ко мне. При всем желании я с лестницами не дружу, ясно? Дедушка у тебя охренительно летает, да и ходить кое-как наловчился, но подъемы — это не мое.
— Да, мама предупреждала, — кивает Хил и зевает. — Что-нибудь нужно мне будет завтра, целое мно-о-ого всего, длинный-длинный рассказ! Но завтра. А «охренительно» — это как?
Я прикусываю язык и звонко хлопаю себя ладонью по лбу.
Не забывать следить за языком, да-да.

***


Я откровенно не знаю, зачем звоню Эмили. Все, что я хочу сказать, я уже десятки лет не могу выдавить из упрямого горла, которое сжимается и душит всякий раз, когда я пытаюсь. И тем не менее я все равно звоню… Чтобы прогнать идиотские размышления в ожидании экстранет-соединения, я мысленно подсчитываю, в какую копейку мне влетит этот незапланированный звонок. Копейку и, пожалуй, бутылку хорошего виски Андерсону. Отличного виски. Прощайте, новые фирменные подшипники для кара…
Тут терминал пикает и с небольшими помехами выдает мне на экран Эмили. Заготовленное «привет» застревает в горле, и я несколько секунд просто молча изучаю ее лицо, осознавая, как сильно о ней беспокоился. Слава богу, Эмили выглядит уже куда лучше, чем во время того звонка после гибели Дэвида. Месяц назад мне казалось, что перед экраном вместо всегда живой и жизнерадостной дочки сидит ошарашенный зомби — мне едва-едва удалось тогда немного ее подбодрить.
Теперь же из ее глаз ушло то страшное, затравленное выражение. Да, между бровями пролегла морщинка, выдающая ее вечное напряжение, а усталый взгляд красноречиво говорит, что Эмили не «спасается в работе», а сутками об нее убивается. Но и это — лучше, чем было тогда.
— Папа? — ее голос звучит обеспокоенно. — Что стряслось?
— С Хилари все в порядке, — я возвращаюсь в реальность и успокаиваю ее. — Добрались мы нормально, она уже спит. Эми, она по дороге разрисовала сопровождавшего их гета в Легиона.
Лицо дочки озаряется слабой улыбкой.
— О чем я тебе и писала. С одной стороны, это все мило, конечно, но…
— Именно что «с одной стороны». На что ее можно переключить? Я серьезно, я не собираюсь пересказывать девочке Историю. Как ты себе это представляешь?
— Я не предлагаю рассказать абсолютно все. Но…
— Она скоро пойдет в школу, «не абсолютно все» им там преподают.
— Папа…
— Эмили, я серьезно. О каких рассказах может идти речь, если я не могу даже имя…
Воздух безжалостно встает поперек горла холодным комком, и я отступаю, на ходу выдавая первое, что приходит в голову:
— Эта история не для детских ушей!
— Папа… Это не то, что ты хотел сказать, — дочь устало опирается на стол перед терминалом с ее стороны. Я с внезапной ясностью понимаю, сколько световых лет нас разделяет, и чувствую одновременно тоску, пустоту и страшную усталость, словно отголосок ее собственной.
— Ты прекрасно знаешь, что я не могу. А Хилари, судя по всему, просто без ума от… от Истории! И что мне делать? Я же не знаю, как растить детей, черт побери!
— Меня же ты вырастил, — мягко улыбается Эмили.
Это меня не утешает:
— Тебе было четырнадцать.
— Возраст еще хуже, — подмигивает дочка и смотрит куда-то поверх терминала. — Пап, у нас заканчивается время. Слушай… не обижайся на меня, ладно? Но правда в том, что тебе это нужно больше, чем Хилари. Ты никогда не рассказывал мне, всего, по крайней мере, и… я знаю, что тебе это нужно. И что ты справишься, ладно?
— Я не буду…
Связь прерывается на половине фразы.
— …ничего ей рассказывать! — внезапно разозлившись, ору я на терминал и запускаю в него ручкой, которую неосознанно крутил в руках все это время. Гребаный Альянс, ну почему не сказать, что у меня только минута разговора?! Катись ты, Андерсон, виски я сам выпью.

***


Бутылка пустеет неприлично быстро. Я наливаю уже, кажется, четвертый стакан, нагло превышая стандартную дозу в 50 грамм, и вкус прекрасно выдержанного дорогого напитка уже совершенно не чувствуется. Жаль, что на Земле давно нет ринкола — сейчас хочется только убиться в хлам и заснуть без сновидений, но нет. Чертов виски опьяняет тело, но творит страшные вещи с головой.
Он дает силу воспоминаниям.
Историю пересказывают из уст в уста, читают в газетах, книгах, интернете. Все знают, как мир стал таким, какой он есть сейчас. Все думают, что знают. Пересказывают и перевирают Историю, ставшую единственной, Историей с большой буквы. Повторяют ее имя — превознося или обвиняя, боготворя или ненавидя… Она стала новой религией, символом эпохи поиска решения «последней проблемы», эпохи Жнецов, «навсегда» заснувших на орбитах обитаемых планет. Но как бы ни был искорежен и вывернут теперешний мир, он продолжает жить. Все продолжают жить — кроме нее: живой, но не живущей. И все воспринимают Историю как какую-то развлекаловку, как сказку о героизме…
Сижу, уткнувшись лицом в ладони. Ощущение, как при взлете без внутреннего генератора эффекта массы: несуществующие перегрузки свинцовой тяжестью давят на плечи, пробираясь до самого сердца. Не хочу думать, не хочу помнить…

«Вовремя подошли, коммандер, как раз подлетаем к Цитадели. Можно глянуть, на что уходят деньги налогоплательщиков», — Шепард и Эшли, словно дети малые, прилипают к иллюминатору. Я довольно ухмыляюсь себе под нос и провожу Нормандию по широкой дуге, обеспечивая шикарный обзор на станцию…

Не хочу, чтобы злая память снова возвращала меня на двадцать лет назад, раз за разом повторяя, что, возможно, все могло бы быть иначе; если только можно было вернуться туда хотя бы на чуть-чуть… Не знаю, что бы это изменило, но если бы… Множество «если бы». Оглядываясь назад, всегда кажется, что ты мог бы сделать все совсем иначе. Но, конечно, тогда меня все устраивало само по себе. Уютный мостик Нормандии SR-1, легкая дрожь корабля на крутых маневрах, ощущаемая всем телом; гордость за то, что я все-таки добился своего, что я летаю — черт побери, ведь это был превосходный альянс, лучший пилот на лучшем корабле! Гордость за то, что я летаю с первым СПЕКТРом от человечества…

«Так почему тебя называют Джокер?»…

Давай, Джефф, скажи это. Ты сможешь, старик, так ведь?
Гордость за то, что я летаю с коммандером.
Нет. Не так.
С Шепард.

«Эй, коммандер, хватит баловаться с Мако, вы выходите за поле зрения наших сканеров. Не хочу вытаскивать вас из ущелья» — «Я прекрасно вожу, о чем ты?» — по рации слышен гомерический смех Шепард и тихий вой Гарруса с заднего сиденья. Я сверяюсь со сканером: Шепард заехала на очередные скалы, которые на Часке пологостью не отличаются — и не знаю, чего хочется больше, смеяться или безудержно фейспалмить. — «Если вам нужно показать, что такое «водить хорошо», Шепард, я всегда могу дать пару уроков».
Лишь бы не убилась к черту, а так-то…

«Коммандер, на следующей планете — давайте попробуем не садиться посреди колонии мутировавших зомби, ок? Просто размышляю вслух…». Шепард смеется, прищурив изумрудные глаза. «Мне показалось, что тебе не помешает компания, пока нас нет…»

«Джокер», — Кайден откидывается назад в своем кресле и бросает на меня взгляд, — «Что ты думаешь о коммандере Шепард?» — «Что я должен о ней думать, лейтенант? — я подчеркнуто внимательно слежу за показаниями на голографическом экране. — Она мой командующий офицер, я не собираюсь это обсуждать» — «Эй, не обязательно быть таким официальным! Я же просто перекинуться парой слов хочу. По-дружески, все останется между нами. Мы здесь одни, уже за полночь, да и смена не ее» — «И не твоя, к слову говоря, — язвительно отбриваю я. — Что ты вообще здесь делаешь?»…

На мостике тихо после вечерней пересменки, так что я сразу слышу тихие шаги Шепард за спиной. «Коммандер… нелегко же вам там сегодня пришлось. Спасти Уильямс, позволив Аленко взорвать бомбу наверняка было… — я оборачиваюсь, из-под надежного прикрытия козырька кепки бросая взгляд на Шепард, и осекаюсь. Осанка ее ровна, как всегда, но в упрямом взгляде плещется боль. И злость. Досадливо отвешиваю себе мысленного пинка, вспоминая послужной лист коммандера: Акуза… — Простите, мэм… Я не знаю, смог бы я так». Заострившиеся черты ее лица смягчаются, когда она переводит на меня взгляд: «Я просто надеюсь, что никогда больше не придется делать такой выбор. А Сарен… я заставлю его заплатить».
Ее рука совсем близко, и я едва не тянусь ободряюще пожать ее, когда ловлю себя на этой мысли и окончательно смущаюсь в замешательстве. Совсем, что ли, приятель? Повтори по словарю слово «субординация», если уже недостаточно дорожишь этим местом… и этой дружбой.

Новость об аресте Нормандии злит меня, но Шепард… Шепард она просто приводит в ярость. Коммандер врывается на корабль, как фурия; но, так ничего и не расколотив вокруг себя (я был уверен, что это неизбежно, но ошибся), быстро затихает где-то в глубине корабля. Я тянусь к одной из консолей, вызывая панель управления бортовыми камерами. Да-а-а, они мне не положены тут на мостике… Но в периоды бессонницы от постоянного сидения бывает так скучно, что за три ночи, как выяснилось, можно взломать нехитрый пароль…
Коммандер обнаруживается в закутке у шкафчиков со снаряжением. За несколько секунд я почти решаю встать и отправиться туда, к ней. Да, конечно, ощущение такое, что каждый раз, разговаривая с Шепард, я вовсе не утешаю ее, а еще больше злю, но… но. В камере мелькает синяя голова нашего «малолетнего» азарийского профессора. Я плюхаюсь обратно в кресло, откуда, оказывается, успел приподняться на несколько сантиметров. «Так ты собираешься просто сдаться? Оставить галактику на растерзание Жнецам и Сарену?» Шепард изгибает губы в язвительной усмешке: — «Еще чего! Не знаю, что, но… я что-нибудь придумаю» — «Я с тобой, Шепард. Что бы ты ни решила». Лиара подает ей руку, помогая подняться, инерция сводит их почти вплотную друг к другу, и… моя рука врезается в кнопку активации громкой связи быстрее, чем я успеваю что-то сообразить: «Простите, что прерываю, коммандер. У нас тут сообщение от капитана Андерсона». Несостоявшиеся голубки резво отступают друг от друга, и Лиара, не удержавшись, прячет лицо в ладони. «Ты за нами следишь, Джокер?», — уголок губ Шепард дрожит в сдерживаемой усмешке. «Никак нет, коммандер. Просто знаю, что вы на борту, и решил сообщить…»

На мостике стоит гвалт. Да, площадки нет, я понял… Двадцать метров… Да что ж вы все так орете? «Это не вариант, это самоубийство!», — Эшли. Во мне поднимается волна протеста: «Я смогу».
«Джокер?», — для Шепард словно не существует всех остальных голосов. Я повторяю, только для нее: «Я смогу». «Всем собраться и к Мако, живо», — ни секунды не колеблясь, приказывает коммандер и, на мгновение задерживаясь около меня, легонько сжимает рукой мое плечо. — «Джокер, скинь нас прямо на голову этому мерзавцу».

Повелитель взрывается под очередным залпом приведенного Нормандией флота, и из моего горла вырывается торжествующий ор. Так тебе! Ха! Мгновением спустя я вижу, как одна из оторванных лап этой супер-креветки на полном ходу врезается в башню Президиума, и торжество превращается в отчаянный ужас. Тянусь к связи, вызывая коммуникатор Шепард, но там лишь помехи. Коммандер не отзывается. Долгую, безумно, невозможно долгую минуту длится радиомолчание, и вдруг сквозь белый шум прорывается ее голос. «Джокер?» — «Шепард!», — я едва не смеюсь от облегчения и, наконец, начинаю дышать. — «Ты цела?» — «Пара царапин, в норме», — она смеется. — «Наконец-то». «Наконец-то», — улыбаясь, соглашаюсь я, не совсем понимая, с чем.


Лишь много лет спустя я понял, что тогда впервые сказал ей «ты».
А она… она ответила: «Наконец-то».
Черт, черт, черт, черт! Дерьмо! Дерьмо…
Кулаки стиснуты так сильно, что я рискую в пыль раскрошить себе фаланги пальцев. Я роняю голову на руки и отчаянно зажмуриваюсь, словно надеюсь выдавить из головы все эти видения.
Даже не собираюсь притворяться, что я могу все это кому-нибудь рассказать…
Просмотры: 779

Отзывы: 0